Ифигения в Тавриде. Еврипид

Тысяч 20 лет назад Крым еще не был полуостровом. Льды покрывали почти половину Евразии, и уровень Мирового океана был ниже на добрую сотню метров. Кажется, что это немного: но если вспомнить, что высочайшая крымская гора всего-то в 13 раз больше этой величины, а средняя глубина Балтийского, например, моря всего 51 м, то легко и представить, что проливов Босфор и Дарданеллы тогда не существовало, а Черное море было пресноводным озером, принимавшим в себя речные потоки. Площадь этого озера вдвое уступала площади современного моря, и к западу и востоку от Крыма простирались не морские воды, а суша.

И где-то 20 тыс. лет назад лед начал таять. И таял еще 10 тыс. лет. Вечные снега Крымских гор стекали вниз бурными потоками, образуя каньоны, ущелья и долины, тундра стала лесом, а через Босфор в черноморскую впадину хлынули соленые воды и превратили Крым в полуостров.

Крым окружают два моря - Черное и Азовское. Черное - глубокая впадина, нижняя ее точка достигает 2 245 м. На западе и востоке Черного моря постоянно циркулируют два мощных течения. Море это почти на 90% безжизненно, так как на глубинах, превышающих 150-200 м, вода сильно насыщена сероводородом, и в ней могут обитать лишь немногие, приспособленные к подобным условиям, организмы. В глубине его - сероводородная подушка. Ни одного такого моря в мире больше нет. Азовское море - широкая равнина. Самая нижняя ее точка всего лишь 15 м. Это самое пресное из всех морей Атлантического океана, насквозь освещается солнцем и богато кислородом. Азовское море уникально по насыщенности живыми организмами.

В своих плаваньях на северо-восток греки прошли проливы и оказались в огромном водном пространстве, бурном и туманном, непохожем на привычное Эгейское море, полное островов. Они назвали это новое море Ахейнос, т.е. негостеприимным. Позднее, не желая приписывать морю характер, с которым не хотели бы иметь дела, греки преименовали его в Понт Эвксинский - т.е. Гостеприимное Море.

И все же вслед за русскими весь мир называет море Черным. Не из-за цвета воды. Мрак символизирует бедствия, которые море приносит тем, кто по нему плавает.

Самым древним народом Крыма считают тавров. О них рассказывали греки. Рассказывали вещи тоже совсем не приятные. Крым, который кажется нам, северянам, райским уголком, для греков был краем света, и даже не света - тьмы. Дальний север, дикие люди.

Там киммериян печальная область, покрытая вечно
Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет
Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
Ночь безотрадная там искони окружает живущих, -

утверждает Гомер.

С Крымом связана история о листригонах и миф об Ифигении.

Ифигения была дочерью Агамемнона. Ахейцы всё не могли отплыть в Трою - дул встречный ветер. Чтобы умилостивить разгневанную Артемиду (греки убили ее священную лань), они должны были принести теперь человеческую жертву - Ифигению. Вещий Калхас занес жервенный нож, но когда лезвие коснулось жертвы, она превратилась в лань: богиня пощадила несчастную. Саму же дочь Агамемнона она перенесла на край света к диким таврам, которые поклонялись Деве - Артемиде, и сделала ее жрицей в своем храме. Теперь Ифигения должна была убивать пленных, принося их в жертву Деве. Обезглавленные трупы сбрасывали со скалы. А головы на шестах ставили у входа в храм.

Уже после Троянской войны брат Ифигении, Орест, как известно, отомстил матери за убитого отца, царя Агамемнона, и Аполлон отправил юношу искупать грех в страну тавров - опять же на край света - выкрасть из храма Девы статую божества.

Орест отправился в Тавриду вместе с неразлучным Пиладом. Обоих героев схватили и готовились принести в жертву, и выполнить это, как всегда, должна была Ифигения. Услышав, что схваченные - эллины, она решила убить лишь одного, и оба спорили, кому погибнуть за друга, когда она узнала брата. Тогда все трое решили вместе бежать.

Не без приключений, это им удалось; Ифигения стала жрицей Артемиды в храме неподалеку от Афин, Орест занял отцовский трон, а Пилад женился на сестре Ореста и Ифигении Электре.

Ифигения. Римская фреска. 1 в. н.э.

Артемида, лань и Ифигения.

Фрагменты скульптуры.

Калхас. Рама от зеркала. 5 в. до н.э.

Гнев Ахиллеса. (Ифигения - в центре.) Жак-Луи Давид. 1819.
Агамемнон сообщил Ахиллесу, что Ифигения не выйдет за него замуж, а будет принесена в жертву, чтобы айхейцы смогли наконец отплыть в Трою. Ахиллес берется за меч.

Ифигению несут к алтарю. Этрусская терракота. 6-7 в. до н.э.

Принесение Ифигении в жертву. Краснофигурный кратер. Ок. 350 г. до н.э.
Ифигения стоит справа от алтаря. Тут же лань. За алтарем стоит Калхас, занося над девушкой нож. Аполлон и Артемида наблюдают за действом.

Принесение Ифигении в жертву. Джамбаттиста Тьеполо. 1757.

Ифигения - жрица Артемиды вТавриде. Римская фреска.

Орест и Пилад в храме Артемиды в Тавриде. Римская фреска.

Орест и Пилад спорят перед алтарем. Питер Ластман. 1614.

«ИФИГЕНИЯ В ТАВРИДЕ»

Новая драматургическая техника применяется Еврипидом в «Ифигении В Тавриде», «Электре» и «Оресте».

Сюжет «Ифигении в Тавриде» заимствован из мифа о жертвоприношении Ифигении. Точная дата постановки неизвестна, но, по всей вероятности, трагедия шла на сцене в 414 г. Действие происходит в Тавриде (то есть в Крыму) — стране, которая представлялась грекам дикой и суровой.

Скена изображала храм Артемиды. Перед ним располагался алтарь, покрытый пятнами крови. К фризу храма были прикреплены человеческие черепа Сама декорация, таким образом, указывала на жестокие нравы страны и совершаемые здесь человеческие жертвоприношения. Фабула трагедии развивается следующим образом.

Заменив во время жертвоприношения Ифигению ланью, Артемида переносит девушку в Тавриду и делает ее жрицей в своем храме. Здесь Ифигения должна справлять кровавый ритуал. У таврических варваров издавна был такой обычай: если среди них появлялся грек, его приносили в жертву Артемиде. Обязанность совершать это жертвоприношение лежала на Ифигении, самое же заклание жертвы внутри храма выполнялось другим лицом. Обо всем этом рассказывает в прологе сама Ифигения, встревоженная дурным сном, который, как она твердо убеждена, дает ей весть о смерти брата. Но именно в этот день в Тавриду попадает Орест, сопровождаемый своим другом Пиладом.

Орест прибыл в Тавриду после убийства своей матери, повинуясь оракулу Аполлона, который обещал избавить его от приступов безумия, если он похитит в Тавриде и привезет в Афины статую Артемиды. На берегу моря Ореста и Пилада замечают пастухи. Они видят, как у Ореста начинается приступ безумия. Это безумие описывается в совершенно реалистических и даже натуралистических тонах.

Орест начинает поднимать и опускать голову, руки его дрожат, он стонет и затем начинает бешено кричать на незримых призраков, как охотник на собак. Ему кажется, что на него ползут змеи. В припадке бешенства он бросается на стадо и начинает его избивать, думая, что сражается с чудовищами. Наконец он падает в изнеможении на землю, и его подбородок покрывается пеной. Все это происходит за сценой, и зрители узнают о том из рассказа вестника. Пастухи схватывают Ореста и Пилада и отводят их к царю Тавриды Фоанту. Тот посылает их на заклание к Ифигении. И вот оба юноши стоят перед Ифигенией. Возникает ситуация предельного драматизма: сестра готова отправить на смерть, сама того не зная, своего брата. Трагическое напряжение постепенно нарастает, но сцена узнавания искусно отдаляется.

На вопрос Ифигении, откуда он родом, Орест отвечает, что он аргосец, но имени своего не говорит, называя себя «несчастным». Узнав, что незнакомец родом из Аргоса, Ифигения начинает расспрашивать его о судьбе Трои и об участи ее родных. Орест неохотно отвечает ей, Ифигения узнает, что Агамемнон убит Клитемнестрой и что ее в свою очередь убил, мстя за смерть своего отца, возвратившийся на родину Орест. Наконец Ифигения спрашивает, жив ли сын убитого отца — Орест.

Орест отвечает утвердительно. Ифигения выражает желание отправить письмо в Аргос. Его повезет один из пленников, которому в награду за это будет дарована жизнь. Но второй пленник должен будет умереть. Когда Ифигения уходит в храм, хор, состоящий из молодых греческих рабынь, оплакивает участь того из двух юношей, которому суждено будет умереть. Между Пиладом и Орестом происходит соревнование в благородной готовности принять смерть. Орест доказывает, что Пилад не имеет права идти на смерть, так как получил в жены его сестру Электру; она родит ему детей, и дом Агамемнона не угаснет. Из храма выходит Ифигения.

Прежде чем передать Пиладу дощечки с письменами, она вслух читает содержание письма на тот случай, если оно утеряется. Обращаясь в этом письме к Оресту, Ифигения сообщает, что она жива, хотя в Греции и считают ее погибшей: богиня подбросила вместо нее лань в тот самый миг, когда отец вонзал в жертву свой острый нож. Ифигения просит Ореста избавить ее от кровавых жертв и вернуть на родину.

Она отдает письмо Пиладу, а тот передает его своему спутнику, называя его Орестом. Но Ифигения еще сомневается, что перед нею брат. И только когда Орест сообщает ей о семейной вражде Атрея, отца Агамемнона, с Фиестом, о вытканном ею плаще и о пряди ее волос, подаренных ею Клитемнестре,

Ифигения окончательно убеждается в том, что видит перед собою брата — Ореста. Так развертывается в этой трагедии сцена узнавания. После сердечных излияний, вызванных узнаванием, патетика из трагедии исчезает, и остальная часть ее, в которой рассказывается о похищении статуи Артемиды и о бегстве Ореста, Пилада и Ифигении из Тавриды, приближается в какой- то степени к комедии. Ифигения придумывает способ, как обмануть царя варваров Фоанта. Она скажет Фоанту, что приносить в жертву этих эллинов нельзя, так как на одном пленнике — кровь его матери, а второй был его помощником. Жертвы предварительно должны быть омыты в море. Там же надо омыть и статую богини, которую они осквернили своим прикосновением. Получив согласие Фоанта, они отправятся на берег моря, где спрятан корабль Ореста, и уплывут на нем из Тавриды.

Этот план почти удается осуществить. Но только корабль выходит из гавани в открытое море, как его ветром относит обратно к берегу, поскольку враждебный Атридам Посейдон решил предать в руки Фоанта Ореста и Ифигению. Фоант посылает своих людей на берег моря; им удается захватить и корабль и беглецов. Но вверху скены внезапно появляется богиня Афина. Она приказывает Фоанту освободить беглецов, говоря, что Орест явился в Тавриду, повинуясь велению Аполлона. В угоду Афине Посейдон решает не чинить никаких препятствий благополучному плаванию.

Фоант должен отправить на родину и греческих пленниц. Афина повелевает Оресту, который находится уже далеко, но слышит ее голос, основать храм в честь Артемиды Таврополы 20 .

Ифигения же должна стать жрицей в аттическом доме Бравроне. Фоант повинуется приказанию и уходит во дворец. Хор выражает свою радость по поводу спасения Ифигении, Ореста и Пилада и предстоящего освобождения из плена.

Появление в конце трагедии богини Афины не только помогает чисто технически оформить развязку, но и решает определенные политические задачи. Еврипид желал придать старому аргосскому мифу афинский характер. И в этой трагедии — как и в других — он пользуется случаем, чтобы прославить Афины, их политические учреждения и их празднества.

Пьеса, особенно вторая ее половина, носит заметный приключенческий характер: это должно было живо ощущаться греческим зрителем, имевшим довольно смутное представление о Тавриде.

Царство Фоанта представлялось ему дикой страной, полной всякого рода опасностей. По развитию фабулы «Ифигения в Тавриде» обнаруживает близкое родство с «Еленой»: в обеих пьесах речь идет о спасении греков из варварской страны. Греческий интеллект и изобретательность торжествуют над примитивным сознанием и наивностью варваров.

Ифигения изображена суровой жрицей, такой сделало ее служение богине, требующей человеческих жертв. Однако эти жреческие обязанности для нее тяжелы, и она с состраданием относится к грекам, которых вынуждена отправлять на смерть. Но в этот день, как ей кажется, чувство жалости оставит ее: Ореста нет в живых, и душа ее очерствела. Когда она видит перед собой пленных греков, которые к тому же кажутся ей людьми благородными, ее снова охватывает сострадание к своим жертвам. Драматург с психологической убедительностью и достоверностью рисует душевные переживания героини. Примечательно, что здесь звучит протест против жестокого культа, которому она служит.

Ифигения говорит, что она не понимает Артемиды. Если кто-либо из людей коснется крови, трупа или даже роженицы, он считается нечистым, ему запрещено приближаться к алтарю богини, а между тем она находит радость в человеческих жертвах. Ифигения не может себе представить, чтобы Латона могла родить от Зевса подобное чудовище; она думает, что кровавые обитатели страны перенесли на богиню свою собственную жестокость, так как не допускает, чтобы какой-нибудь бог был дурным.

Внутренняя сущность конфликта трагедии и сводится к тому, что упавший с неба кумир Артемиды должен быть перенесен в Афины, где его будут чествовать не по обычаю варваров, а по обычаю греков, и сама героиня, все время хранившая воспоминание о своей родине, тоже должна вернуться в Элладу, избавившись от участия в кровавом культе богини в Тавриде.

В осуществлении этих целей главная роль принадлежит Оресту, пришедшему в Тавриду по приказанию Аполлона. Именно с появлением его и Пилада и начинается развитие действия. Правда, план бегства придумал не он, а Ифигения, но у Ореста есть люди и корабль, чтобы осуществить этот план. И если в дальнейшем, для того чтобы корабль благополучно направился к берегам Греции, все же требуется вмешательство божества, то это вмешательство соответствует плану, задуманному людьми.

Внешняя сторона столкновения трех эллинов и царя варваров передана с большой выразительностью и в рассказе вестника Фоанту и в самом действии, так как начало осуществления плана бегства происходит еще на глазах зрителей. В присутствии Фоанта Ифигения со статуей Артемиды в руках, связанные пленники, стража и слуги царя направляются к берегу моря, где должен был произойти обряд очищения. В рассказ вестника о том, что случилось на берегу моря, вклиниваются бытовые черты.

Оказывается, у корабля Ореста происходила настоящая потасовка, в ход были пущены кулаки, поэтому некоторые из людей Фоанта возвращаются с синяками.

«Ифигения в Тавриде» пользовалась в древности большой популярностью. Аристотель в своей «Поэтике» хвалит ее за хорошо построенное узнавание. Многочисленные изображения эпизодов из этой трагедии сохранились на саркофагах, на вазах, в живописи; в своей совокупности они иллюстрируют почти полностью всю пьесу.

Опера немецкого композитора Глюка в 4 действиях. Либретто Н. Гийяра по мотивам драмы Еврипида.

Действующие лица:

• Ифигения, великая жрица Дианы в Тавриде (сопрано)
• Орест, ее брат (бас)
• Пилад, друг Ореста (тенор)
• Тоас, царь Тавриды (бас)
• Диана (сопрано)
• Греческие жрицы, скифы, эвмениды и демоны, греки из отряда Пилада

Действие происходит в Тавриде (Скифия) по окончании Троянской войны (1208 год до н. э.).

История создания

«Ифигения в Тавриде» - последняя из выдающихся опер Глюка, венчающая его реформу. Прославленный венский композитор, четыре года будораживший весь Париж постановками своих реформаторских опер, летом 1778 года познакомился с либретто «Ифигении в Тавриде». Его автор Никола Франсуа Гийяр (1752-1814), дебютировавший в 19 лет, к тому времени успел написать несколько пьес и входил в круг избранных французских литераторов. Услышав «Ифигению в Авлиде» Глюка, он испытал такой восторг, что набросал план «Ифигении в Тавриде».

Источником послужила трагедия знаменитого древнегреческого драматурга Еврипида (480-407 или 485-406 годы до н. э.), написанная в 414 году. Сюжетно она продолжает последнюю трагедию Еврипида - «Ифигения в Авлиде», события которой предшествуют началу Троянской войны. Длившаяся десять лет, война, согласно мраморной хронологической таблице, выставленной на площади греческого острова Парос, закончилась взятием Трои 5 июня 1208 года до н.э. Год 1202-й знаменуется оправданием Ореста, сына предводителя греческого войска Агамемнона, который, мстя за отца, убил свою мать Клитемнестру. Он и является главным героем «Ифигении в Тавриде».

Гийяр опирался не непосредственно на трагедию Еврипида, а на ее обработку французским автором Клодом Гисмоном де ла Тушем (1719 или 1729-1760). Его «Ифигения в Тавриде» (1757) имела успех благодаря сильным драматическим ситуациям и трогательной простоте стихов. Написав два акта либретто «Ифигении в Тавриде», Гийяр решил представить их на суд бальи дю Рулле - прославленного либреттиста опер Глюка «Ифигения в Авлиде» и «Альцеста». Когда трепещущий Гийяр явился к дю Рулле, тот долго молчал, а потом велел заложить лошадей и пригласил молодого автора занять место в карете. Через несколько минут Гийяр оказался в апартаментах Глюка. Не менее молчаливый, чем дю Рулле, композитор сел за клавесин и заиграл превосходную музыку из I акта своей «Ифигении в Тавриде». Это вдохновило поэта больше самых красноречивых похвал; впоследствии он создал немало либретто для известных композиторов.

Глюк вмешивался в работу либреттиста, требуя переделок в соответствии с музыкой. Только половина ее была написана заново: композитор приспосабливал для новой оперы прежние, сочинения, что в те годы было принято. Так, для арии Ифигении в конце II акта он использовал арию из своей итальянской оперы-seria «Милосердие Тита» (1752), для гимна жриц в честь Дианы в начале IV акта - один из номеров венского балета «Семирамида» (1765). Исследователи утверждают также, что и другие эпизоды «Семирамиды», как и второго балета - «Ифигения», написанного предположительно тогда же, но не дошедшего до нас, вошли в «Ифигению в Тавриде». Увертюра была заимствована из французской комической оперы «Остров Мерлина, или Светопреставление» (1758), финальный хор - из последней итальянской оперы «Парис и Елена» (1770). Премьера «Ифигении в Тавриде», посвященной королеве Марии-Антуанетте, состоялась 11 мая 1779 года в Королевской Академии музыки в Париже и была принята публикой с восторгом.

Основные идеи последней реформаторской оперы вполне типичны для Глюка, но приобретают несколько иное звучание. Полностью отсутствует любовная интрига, и борьба чувства и долга в душе Ифигении не связана даже с любовью к брату - она узнает Ореста в последнее мгновение перед жертвоприношением. Зато важное место занимает тема жертвенной дружбы: на протяжении веков имена античных Ореста и Пилада служили ее символом. Одной из ведущих становится и тема возмездия, только обозначенная в «Ифигении в Авлиде». Изменилась и трактовка образов подземных духов. В отличие от фурий «Орфея», эвмениды «Ифигении в Тавриде» - внутренний голос терзающей героя совести. Эвмениды - по античным мифам, три старухи с зажженными факелами в руках, развевающимися змеями вместо волос и капающей из пастей кровью - выступают охранительницами материнского права, возбуждающими в душах людей безумие и месть (у Глюка их множество, женские божества объединены с мужскими - демонами). Предшествующая сцене с эвменидами ария Ореста, поражающая психологической глубиной раскрытия противоречивого душевного состояния, уникальна для второй половины XVIII века: умиротворенной вокальной партии противостоит тревожное оркестровое сопровождение. По словам композитора, Орест не может быть спокоен: «Он лжет, он убил свою мать».

Столь дорогая сердцам просветителей идея победы цивилизации над варварством придает традиционной благополучной развязке оперы более обобщенное, гуманистическое звучание: Диана не просто спасает героев, как в «Ифигении в Авлиде», но устанавливает новые, справедливые законы, отменяющие кровавые жертвоприношения скифов. Подобное противопоставление потребовало особого внимания к варварскому, непохожему на греков народу, обрисованному в балетных и хоровых сценах. Вообще же последние менее действенны, чем в предшествующих операх Глюка. Миниатюрные, статичные хоры жриц служат лишь дополнением характеристики Ифигении. Зато велика роль картин природы, красочных, откликающихся на душевное состояние героев, что впоследствии будет отличать романтическую оперу в XIX веке.

Сюжет

Священный лес, окружающий храм Дианы. Слышны удары грома; разражается страшная буря. Свет начинающегося дня омрачен тучами, озаряемыми молниями. Ифигения и жрицы молят богов отвратить свой гнев от их обители, умерить жестокость варваров, заставляющих их проливать кровь жертв. Гроза в природе стихает, но продолжает бушевать в сердце Ифигении. Этой ночью ей приснился вещий сон: отцовский дворец в Микенах, объятый пламенем, окровавленный отец и мать с ножом в руке; этот нож мать вручила ей; перед Ифигенией предстал Орест, она протянула ему руку помощи, но по несчастной случайности пронзила брату грудь. Появляется испуганный Тоас: оракул предрек ему смерть от руки чужестранца, и царь скифов требует, чтобы кровь первого же чужестранца окропила алтарь богов. Вбегают скифы; боги послали им жертвы, двух юных греков. Ифигения молит своих богов избавить ее от исполнения ужасного долга, а скифы прославляют песнями и плясками своих богов. Стражи вводят закованных Ореста и Пилада, которых Тоас приказывает заключить в темницу.

Подземный храм, где в ожидании смерти содержатся жертвы. Здесь царит пугающая тишина. Орест проклинает судьбу, которая привела его к новому преступлению: богам недостаточно того, что он вонзил нож в сердце матери - теперь он станет причиной смерти друга. Пилад не страшится смерти, ведь и могила их не разлучит. Пилада уводят, Орест в одиночестве предается отчаянию. Постепенно в душу его нисходит покой, и он погружается в забытье. Появляются эвмениды, исполняют вокруг него танец ужаса и мучают спящего воспоминаниями об убийстве матери, вызывая тень Клитемнестры. Когда входит Ифигения с жрицами, пробудившийся Орест в ужасе принимает ее за мать. Ифигения, не узнавшая брата, приказывает снять с пленника оковы и расспрашивает, откуда он прибыл. Из его скупых ответов Ифигения узнает о двойном убийстве, Агамемнона и Клитемнестры, в Микенах и о неизбежной близкой смерти самого мстителя, Ореста. Ифигения и жрицы исполняют погребальный обряд по Оресту. Они в отчаянии: у нее нет больше родных, у них - царя.

Покои Ифигении. Она тронута несчастьем пленника, черты которого так напоминают ей дорогого брата. Вводят Ореста и Пилада, они бросаются друг другу в объятия. Ифигения объясняет, что она - их соотечественница и может спасти одного из них. Каждый радуется, что его друг будет жить. Орест заклинает Пилада поменяться с ним жребием - ведь он жаждет смерти, не в силах более выносить преследования эвменид. Борьбу благородных чувств прекращает Ифигения. Орест убеждает ее, что покончит с собой, если его друг умрет, и вынуждает согласиться на спасение Пилада. Тот, оставшись один, клянется спасти Ореста.

Храм Дианы со статуей богини в центре. Ифигения склоняется перед алтарем, моля укрепить ее дух для выполнения кровавого долга. Жрицы вводят Ореста, украшают его для жертвоприношения, торжественным гимном прославляют Диану, чистую дочь Латоны, и возжигают курения на алтаре. Ифигения трепещет; жрица вкладывает ей в руку нож. Распростертый на жертвеннике Орест произносит имя сестры: вот так же погибла Ифигения в Авлиде. Потрясенная Ифигения, лишь теперь узнавшая его, бросается к брату, жрицы падают ниц перед своим царем. Орест изумлен, что сестра не испытывает ужаса перед матереубийцей, Ифигения убеждает его забыть о мрачных временах - брат всегда жил в ее сердце. Вбегает испуганная гречанка: к храму спешит разъяренный Тоас, узнавший, что жрица спасла одного из пленников. Теперь он требует немедленно принести в жертву другого. Ифигения отказывается выполнить варварский приказ, заслоняет брата от скифских стражей и убеждает жриц защищать царя. Тоас готов сам заколоть и жертву и жрицу. Ворвавшийся в храм Пилад убивает его, следующие за ним греки грозят истребить всех скифов. Схватку прекращает появление Дианы. Она спускается с облака, все падают перед богиней на колени. Диана повелевает скифам не осквернять более ее храм и обещает свое покровительство Оресту; он вернется в Микены вместе с Ифигенией, чтобы править там в мире. Пилад разделяет радость Ореста и Ифигении. Греки прославляют богов и мир, воцарившийся на море, на земле и на небесах.

Музыка

В «Ифигении в Тавриде» Глюк в последний раз воплощает свои реформаторские идеи. Активно развивающееся драматическое действие определяет декламационный склад музыки, лишенной привычных для того времени мелодических красот. Как писал один из современников, «не знаю, мелодия ли это, но, быть может, она гораздо лучше мелодии. Когда я слушаю "Ифигению", то забываю, что нахожусь в Опере, мне кажется, что я слышу греческую трагедию». Скромные вокальные партии поддержаны тщательно разработанным оркестровым сопровождением.

Увертюра - настоящая красочная картина. Медленное вступление носит авторское обозначение «покой», быстрая часть, рисующая приближение бури, непосредственно вливается в стремительно развивающуюся сцену Ифигении с хором жриц «Молю, боги, нас защитите, отвратите гнев свой от нас». Вторая половина I акта посвящена характеристике скифов. Прерываемые небольшими речитативными диалогами, чередуются мужские хоры и танцы с краткими повторяющимися мотивами, примитивными гармониями, звучанием редко используемых в то время ударных инструментов и флейты-пикколо. Во II акте драматический речитатив Ореста контрастирует с арией «Вернулся в душу мне покой», где контраст, в свою очередь, заложен внутри: между спокойной вокальной темой и тревожной, упорно повторяющейся синкопированной ритмической фигурой альтов. Устрашающий склад последующей пантомимы и хора эвменид подчеркнут звучанием тромбонов. Сдержанной печалью проникнута ария «О, я несчастная Ифигения» из II акта, жалобными интонациями - ария из III акта «Образ тот, увы! слишком дорог мне». Оригинален свободно развивающийся терцет Ифигении, Ореста и Пилада: размеренной речи жрицы отвечают порывистые и нетерпеливые совместные реплики друзей. В IV акте протяженный бесстрастный гимн жриц «О, внемли нам, дочь Латоны» открывает драматическую сцену узнавания. Непрерывное развитие продолжается в сопоставлении трех камерных хоров (жриц, стражи, греков) и реплик солистов, сопровождаемых темой бури, которая звучала в увертюре и первой сцене I акта. Так намечается объединение всей оперы при помощи арки, перекинутой от начала к концу, - прием, утвердившийся лишь три четверти века спустя.

А. Кенигсберг

Опера является продолжением “Ифигении в Авлиде”. Здесь Глюк углубил реформу оперного искусства, начатую им в предыдущих сочинениях. Всё в опере, включая отдельные номера (арии, хоры, ансамбли) подчинено драматургическому действию, переосмыслено и углублено значение речитативов, также служащих основной цели - выражению мыслей и чувств героев. Ярким выражением "победы" Глюка в споре с оппонентами реформы стал триумф данного сочинения, в то время как одноименная опера Пиччинни (1781) осталась незамеченной. Сочинение входит в репертуар ведущих музыкальных театров мира. В 1892 новую редакцию осуществил Р. Штраус. Эта опера Глюка одна из самых популярных. Среди лучших постановок отметим спектакли 1961 в Ковент Гардене (дир. Шолти), 1969 в Венской опере, 1981 на Зальцбургском фестивале.

Дискография: CD - Orfeo. Дир. Гарделли, Ифигения (Лоренгар), Орест (Грёнроос), Пилад (Бонизолли), Тоас (Фишер-Дискау), Артемида (Новски).

Тавридой древние греки назы-вали совре-менный Крым. Там жили тавры — скиф-ское племя, которое чтило богиню-деву и прино-сило ей чело-ве-че-ские жертвы, которые в Греции давно уже вышли из обычая. Греки считали, что эта богиня-дева — не кто иная, как их Арте-мида-охот-ница. У них был миф, при завязке и при развязке кото-рого стояла Арте-мида, и оба раза — с чело-ве-че-ским жерт-во-при-но-ше-нием, — правда, мнимым, несо-вер-шив-шимся. Завязка этого мифа была на грече-ском берегу, в Авлиде, а развязка — на скиф-ском берегу, в Тавриде. А между завязкой и развязкой протя-ну-лась одна из самых кровавых и жестоких историй грече-ской мифо-логии.

У вели-кого аргос-ского царя Агамем-нона, глав-ного вождя грече-ской рати в Троян-ской войне, была жена Клитем-не-стра и было от нее трое детей: старшая дочь Ифигения, средняя дочь Электра и младший сын Орест. Когда грече-ская рать отплы-вала в поход на Трою, богиня Арте-мида потре-бо-вала, чтобы Агамемнон принес ей в жертву свою дочь Ифигению. Агамемнон сделал это; как это произошло, Еврипид показал в трагедии «Ифигения в Авлиде». В последнее мгно-вение Арте-мида сжали-лась над жертвой, подме-нила девушку на алтаре ланью, а Ифигению умчала на облаке в далекую Тавриду. Там стоял храм Арте-миды, а в храме храни-лось дере-вянное изва-яние богини, будто бы упавшее с небес. При этом храме Ифигения стала жрицей.

Из людей никто не видел и не знал, что Ифигения спас-лась: все думали, что она погибла на алтаре. Мать ее Клитем-не-стра затаила за это смертную нена-висть к мужу-дето-убийце. И когда Агамемнон воро-тился побе-ди-телем с Троян-ской войны, она, мстя за дочь, убила его своей рукой. После этого сын ее Орест с помощью сестры своей Электры, мстя за отца, убил родную мать. После этого богини кровной мести Эриннии, мстя за Клитем-не-стру, наслали на Ореста безумие и гнали его в муках по всей Греции, пока его не спасли бог Аполлон и богиня Афина. В Афинах был суд между Эрин-ниями и Орестом, и Орест был оправдан. Обо всем этом подробно рассказал Эсхил в своей трилогии «Орестея».

Не рассказал он только об одном. Во искуп-ление вины Орест должен был совер-шить подвиг: добыть в далекой Тавриде кумир Арте-миды и привезти его в афин-скую землю. Помощ-ником ему был его нераз-лучный друг Пилад, женив-шийся на сестре его Электре. Как совер-шили Орест и Пилад свое дело и как при этом Орест нашел свою сестру Ифигению, которую считал давно погибшей, — об этом Еврипид написал трагедию «Ифигения в Тавриде».

Действие — в Тавриде перед храмом Арте-миды. Ифигения выходит к зрителям и расска-зы-вает им, кто она такая, как спас-лась в Авлиде и как служит теперь Арте-миде в этом скиф-ском царстве. Служба тяжела: всех чуже-земцев, каких занесет сюда море, здесь приносят в жертву Арте-миде, и она, Ифигения, должна гото-вить их к смерти. Что с ее отцом, матерью, братом, она не знает. А сейчас ей приснился вещий сон: рухнул аргос-ский дворец, среди развалин стоит одна лишь колонна, и она обря-жает эту колонну так, как обря-жают здесь чуже-земцев перед жертвой. Конечно, эта колонна — Орест; а пред-смертный обряд только и может значить, что он умер. Она хочет его опла-кать и уходит позвать для этого своих прислужниц.

Пока сцена пуста, на нее выходят Орест с Пиладом. Орест жив, и он в Тавриде; им назна-чено похи-тить кумир вот из этого храма, и они присмат-ри-ва-ются, как туда проник-нуть. Они сделают это ночью, а день пере-ждут в пещере у моря, где спрятан их корабль. Туда они и направ-ля-ются, а на сцену возвра-ща-ется Ифигения с хором прислужниц; вместе с ними она опла-ки-вает и Ореста, и злой рок своих предков, и свою горькую долю на чужбине.

Вестник преры-вает их плач. Только что на морском берегу пастухи схва-тили двух чуже-земцев; один из них бился в припадке и заклинал пресле-до-ва-тельниц Эринний, а другой пытался помочь ему и защи-тить его от пастухов. Обоих отвели к царю, и царь приказал обычным чином принести их в жертву Арте-миде: пусть Ифигения приго-то-вится к поло-жен-ному обряду. Ифигения в смятении. Обычно эта служба при кровавой жертве в тягость ей; но сейчас, когда сон сказал ей, что Орест погиб, сердце ее ожесто-чи-лось и она почти раду-ется их будущей казни. О, зачем не занесло сюда винов-ников Троян-ской войны — Елену и Менелая! Хор горюет о далекой родине.

Вводят плен-ников. Они молоды, ей жаль их. «Как тебя зовут?» — спра-ши-вает она Ореста. Он мрачно молчит. «Откуда ты?» — «Из Аргоса». — «Пала ли Троя? Уцелела ли винов-ница Елена? а Менелай? а Одиссей? а Ахилл? а Агамемнон? Как! он погиб от жены! А она от сына! а сын — жив ли Орест?» — «Жив, но в изгнанье — всюду и нигде». — «О счастье! сон мой оказался ложным». — «Да, лживы сны и лживы даже боги», — говорит Орест, думая о том, как они послали его за спасе-нием, а привели на смерть.

«Если вы из Аргоса, то у меня к вам просьба, — говорит Ифигения. — У меня есть письмо на родину; я пощажу и отпущу одного из вас, а он пусть пере-даст письмо, кому я скажу». И она уходит за письмом. Орест и Пилад начи-нают благо-родный спор, кому из них остаться в живых: Орест велит спастись Пиладу, Пилад — Оресту. Орест пере-си-ли-вает в споре: «Я погубил мать, неужели я должен погу-бить еще и друга? Живи, помни обо мне и не верь лживым богам». «Не гневи богов, — говорит ему Пилад, — смерть близка, но еще не насту-пила». Ифигения выносит писчие дощечки. «Кто повезет их?» — «Я, — говорит Пилад. — Но кому?» — «Оресту, — отве-чает Ифигения. — Пусть он знает, что сестра его Ифигения не погибла в Авлиде, а служит Арте-миде Таври-че-ской; пусть придет и спасет меня от этой тяжкой службы». Орест не верит своим ушам. «Я должен пере-дать это письмо Оресту? — пере-спра-ши-вает Пилад. — Хорошо: передаю!» — и он вручает писчие дощечки това-рищу. Ифигения не верит своим глазам. «Да, я твой брат Орест! — кричит Орест. — Я помню тканное тобой покры-вало, где ты изоб-ра-зила затмение солнца, и прядь волос, которую ты оста-вила матери, и праде-дов-ское копье, которое стояло в твоем тереме!» Ифигения броса-ется ему в объятия — поду-мать только, она чуть не стала убийцей брата! Лику-ю-щими песнями празд-нуют они узнание.

Сбылось неча-янное, но оста-лось главное: как же Оресту добыть и увезти кумир Арте-миды из таври-че-ского храма? Храм под охраной, и со стражей не сладить. «Я приду-мала! — говорит Ифигения, — я обману царя хитро-стью, а для этого скажу ему правду. Я скажу, что ты, Орест, убил свою мать, а ты, Пилад, помогал ему; поэтому оба вы нечисты, и прикос-но-вение ваше осквер-нило богиню. И над вами и над статуей нужно совер-шить очищение — омовение в морской воде. Гак и вы, и я, и статуя выйдем к морю — к вашему кораблю». Решение принято; хор поет песню в честь Арте-миды, радуясь Ифигении и завидуя ей: она вернется на родину, а им, прислуж-ницам, еще ДОЛГО тоско-вать на чужбине.

Ифигения выходит из храма с дере-вянной статуей богини в руках, навстречу ей — царь. Служение Арте-миде — женское дело, царь не знает его тонко-стей и послушно верит Ифигении. Очищение кумира — это таин-ство, пусть же стража удалится, а жители не выходят из домов, а сам царь займется окури-ва-нием храма, чтобы у богини была чистая обитель. (Это тоже правда: богиню нужно очистить от крови чело-ве-че-ских жерт-во-при-но-шений, а чистая обитель ей будет в афин-ской земле.) Царь входит в храм, Ифигения с молитвою Арте-миде следует к морю, за ней ведут Ореста и Пилада. Хор поет песню в честь вещего Апол-лона, наста-ви-теля Ореста: да, бывают лживы сны, но не бывают лживы боги!

Насту-пает развязка. Вбегает вестник, вызы-вает царя: плен-ники бежали, и с ними — жрица, и с нею — кумир богини! Они, страж-ники, долго стояли отво-ро-тясь, чтобы не видеть таинств, но потом обер-ну-лись и увидели у берега корабль, а на корабле беглецов; страж-ники броси-лись к ним, но было поздно; скорее на суда, чтобы пере-хва-тить преступ-ников! Однако тут, как часто бывает в развязках у Еври-пида, возни-кает «бог из машины»: над сценою появ-ля-ется богиня Афина. «Оста-но-вись, царь: дело беглецов угодно богам; оставь их в покое и отпусти вслед им вот этих женщин из хора. А ты смелей, Орест: правь к афин-ской земле и там на берегу воздвигни святи-лище Арте-миде; чело-ве-че-ских жертв ей больше не будет, но в память о Тавриде в главный праздник на ее кумир будут брыз-гать кровью. А ты, Ифигения, станешь первой жрицей в этом храме, и потомки там будут чтить твою могилу. А я спешу вам вслед в мои Афины. Вей, попутный ветер!» Афина исче-зает, таври-че-ский царь оста-ется коле-но-пре-кло-ненным, трагедии конец.

Ифигения в Тавриде

("Ифигения-жрица")

Перевод Иннокентия Анненского

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ифигения (I) Пастух (III)

Орест (II) Фоант (II)

Пилад (III) Вестник (III)

Хор из 15 гречанок, пленниц и храмовых Афина (I)

служительниц

Действие происходит в Тавриде.

Сцена представляет фронтон храма в дорийском стиле, с золоченым карнизом. Храм расположен на морском берегу. Перед средней дверью, ведущей в святилище и закрытой, высокий алтарь Артемиды, с зубчатыми краями. Алтарь замазан кровью, а по его зубцам развешены остатки вооружения приносимых в жертву эллинов. Из двери направо выходит Ифигения. Чуть брезжит рассвет.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Ифигения

Лихих коней владельцу Эномай,

Элиды царь, Пелону Танталиду

Когда-то отдал дочь. Произошел

Атрей от их союза. Агамемнон

И Менелай Атреем рождены,

И первого я дочь - Ифигения.

Близ быстропенных вод меня отец

В ущелий прославленной Авлиды,

Где, ярости покорствуя ветров,

Весь день Еврип чернеющие волны

Катает и кружит, - богине в дар

Из-за Елены заколол, оплакав.

10 Он тысячу ахейских кораблей

Туда собрал пред этим, и душою

Горел добыть для родины - венцов

Блистательных, для Менелая ж - мести

За брак его поруганный. Но бог

Безветрием сковал их, - и, гадая,

Так говорил по пламени Калхант:

"Вождь эллинской дружины, Агамемнон,

Не тронутся ахейские суда,

Пока ты дочь свою, Ифигению,

Богине не заколешь. Разве сам

Не обещал ты Деве Светозарной

20 Из тех даров, что год тебе родит,

Прекраснейшего дара? Клитемнестра

В тот год тебе дочь принесла", - меня

Он разумел, - "Ты дочь отдай богине"...

И вот на брак с Ахиллом Одиссей

От матери увез меня коварно...

В Авлиде я - мужами на алтарь

Возложена... меч занесен над жертвой,

Но волею богини на костре

В тот миг меня незримо лань сменила,

И через блеск эфирный к берегам

30 Унесена Тавриды. С той поры я

Меж варваров живу, где варвар сам

Царит Фоант (за легкость ног, конечно,

Так названный). А вот и старый храм,

Где жрицею я стала Артемиды.

Обряды здесь в усладу ей, себе ж

По имени лишь светлые, я правлю.

Печальный труд...

Но страх уста сковал

Пред дивною. Из старины обычай

Меж таврами ведется и теперь:

Коль эллин здесь появится, богине

40 Его готовить в жертву я должна.

Пауза. Восход солнца. Ифигения обращается к народившемуся на востоке

пурпурному солнцу и поднимает к нему тонкие белые руки,

О блеск небес! Тебе виденье ночи

Поведаю я новое. И будь

Целителем, коль сон вещает злое.

Мне чудилось, что я уже не здесь,

А в Аргосе меж девами покоюсь...

И вдруг удар подземный... Выбегаю

Из терема и вижу, что карниз

Обрушился, что крыша вся в обломках,

Вся на земле... и будто из колонн

50 Всего одна осталась в нашем доме,

И дивно: с капители волоса

Мне слышится оттуда человека.

Я ж, верная искусству обряжать

На смерть гостей, - колонну орошаю

И чту ее и будто горько так

Над новою своею жертвой плачу.

Прозрачен сон: Ореста больше нет,

Ореста я богине посвящала...

57 Колонна в доме - это сын в семье.

61 Погибшего вдали я возлияньем

Хотела бы почтить, но не пойму,

Что сделалось с гречанками, которых

Мне отдал царь прислуживать... Без них

Не обойтись теперь... И в дом богини,

Приют священный мой, я ухожу.

(Входит в правые двери.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Орест и Пилад, по-дорожному, в коротких плащах и фетрах, но с длинными

мечами, без свиты, крадучись, идут со стороны моря.

Гляди... Людей-то нет ли на дороге?

И то гляжу, водя кругами взор.

Не кажется ль тебе, Пилад, что это

Богини дом, куда триеру мы

Так кажется обоим нам, Орест.

На алтаре следы ахейской крови.

Да и карниз от крови порыжел...

(указывая на алтарь)

Га... головы пришельцев умерщвленных.

Однако глаз тут нужен да и глаз...

О Феб! Куда еще, в какие сети

Оракул твой завел меня? С тех пор,

Как кровь отца я кровью материнской

Омыть дерзнул, Эринии за мной

80 Гоняются посменно, и микенский

Скитальцу дом заказан. Сколько раз

Я огибал мету в бесплодном беге...

И вот к тебе воззвал я: "Где ж конец

Страданиям, безумию, иль обруч,

Игрушка я? Иль долго мне еще

Меж эллинов кружить?" Тогда к пределам

Таврийским ты послал меня, о бог,

Где алтари сестры твоей дымятся

За статуей богини. Этот храм

Ее, с небес упавшую, скрывает...

Иль счастьем, или храбростью ее

90 Я должен взять и, пережив опасность,

Афинянам святыню подарить.

Последнее веленье и последний

Пред отдыхом назначенный мне труд...

И вот я здесь, твоим словам покорный,

Дельфийский бог! Безвестен и суров

Пришельцу край... Быть может, ты, товарищ

Несчастия, что делать нам, Пилад,

Придумаешь? Ограды стен высоки,

И лестницу украдкой мудрено

Приладить к ним. Иль, чтоб земли священной

Коснулись мы, осилить должен лом

Обитые тяжелой медью двери...

100 Но если нас застигнут в воротах,

Пока мы их ломаем иль пока

С стремянкою мы возимся, то смерти

Не избежать... Не лучше ли, пока

Не поздно, в путь отправиться обратный?

Не думай о побеге... Или нам

Привычно это дело? Иль веленьем

Небесным мы решимся пренебречь?

Нет, лучше, храм покинув, в глубь пещеры

Сокроемся, куда волною море,

Чернея, плещет; только в стороне

От корабля, чтобы, увидев мачту,

Кто не сказал царю и силой нас

Не взяли бы. Когда же око ночи

110 Откроется таинственной, все силы

Ума мы напряжем, чтобы святыню

Блестящую из храма унести.

Смотри, Орест, нельзя ли меж триглифов

Просунуться? Кто доблестен, дерзай,

Бездействуют лишь слабые и трусы.

Избороздить соленый путь веслом

И от меты ворочать... нет, товарищ!

(Внимательно обходят ограду храма, тихо разговаривая.)

Ты хорошо сказал. Пойдем искать

120 Убежища... Из-за меня вещанье

Священных уст не пропадет... Дерзнем...

Для юных сил и тяжесть не помеха.

Уходят к морю.

Хор приходит со стороны, символизирующей противоположную морю. Девушки подходят молча, и хор в молитвенных позах останавливается в виду алтаря.

Сначала немая сцена, затем

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ ХОРА

Молча молитесь!

Сурового моря и Врат

Скалистых соседи!

А ты, о Латоны дитя,

Сетей богиня и гор...

О, призри, богиня:

130 Стопою девичьей

К подворью священному я,

Где золотом блещет карниз

Над лесом могучим колонн,

Я, чистая, к чистой иду...

Я - жрицы твоей рабыня...

Раздолье родимых лугов,

Где кони пасутся, и башен

Красу, и садов

Европы тенистых нега,

И предков могилы - забыты.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Из двери святилища показывается Ифигения с небольшой свитой храмовых прислужниц; из них одна несет тяжелый золотой сосуд со смесью,

приготовленной для возлияния.

(обращаясь к Ифигении)

Вот и я... что тебя заботит?