911 год поход на византию. Поход олега на константинополь

Русско-византийская война 907 года - легендарный поход древнерусского князя Олега на Константинополь.

Поход подробно описан в «Повести временных лет» (нач. XII века) и завершился подписанием мирного договора в 907 году. Широко известен в русском обществе по фразе: «Вещий Олег прибил свой щит на вратах Царьграда». Однако данный набег не упомянут ни в одном византийском или ином источнике, кроме древнерусских летописей. В 911 году был заключён новый русско-византийский договор, достоверность которого под сомнение не ставится.

Положение Византии

В начале X века в Византии правил император Лев VI Философ, вступивший в конфликт с церковными иерархами из-за 4-го брака. Основным врагом Византии в этот период времени были сарацины, наступавшие в Малой Азии на византийские владения и совершавшие морские набеги с юга. Самым известным набегом стал захват пиратом Львом Триполийским в июле 904 года греческого города Фессалоники. Византийский флот под командованием друнгария Имерия не смог помешать сарацинской флотилии, состоявшей всего из 54 кораблей.

Воспользовавшись слабостью империи, в том же 904 году болгарский царь Симеон I отнял часть земель у Византии, которая откупилась ежегодной данью, исправно выплачивая её до 913 года. В Европе в начале X века появилась новая сила, венгры, которые осели в Паннонии, разгромив славянское государство Великую Моравию. В скором времени европейские хроники заполнятся сообщениями о набегах венгров на соседние страны, но в начале 900-х они представляли угрозу прежде всего Болгарскому царству, и византийская дипломатия пыталась натравить их на Симеона I.

Хотя после набега на Константинополь в 860 году византийские источники не отмечают каких-либо конфликтов с русами, есть косвенные свидетельства о том, что набеги продолжались и позже. Так в своём военном наставлении (написано около 905 года) в главе о морских сражениях император Лев VIзаметил, что враждебный народ, «так называемые северные скифы» (именование русов в византийской традиции), используют небольшие быстрые корабли, поскольку они не могут иначе выйти из рек в Черное море.

Из событий, близких по времени к 907 году, византийские хроники отмечают победу своего флота над сарацинским в октябре 906 года. В 907 и следующих годах больших сражений или войн около Константинополя не отмечено. Следующее сражение произошло в октябре 911 года возле Крита, в котором византийский флот потерпел поражение от сарацин. За византийцев сражались 700 русов. Летом 913 года болгарский царь Симеон I совершил победоносный поход под стены Константинополя, завершившийся выгодным для болгар мирным договором.

Поход Олега по «Повести временных лет»

«Повесть временных лет», самая ранняя из сохранившихся древнерусских летописей (нач. XII века), начинает рассказ о походе на Царьград с перечисления славянских и финно-угорских народов и племён, которых Олег привлёк к походу:

Согласно летописи, часть войска двигалось по берегу на конях, другая по морю на 2 тысячах кораблях, каждый из которых вмещал по 40 человек. Однако текст Новгородской летописи младшего извода, который по предположению историка Шахматова содержит в изначальном виде часть самой ранней несохранившейся летописи (Начальный свод), не говорит о 2 тысячах кораблей, но о 100 или 200 кораблей («И заповЂда Олегъ дань даяти на 100, 200 корабль… »). Историки избегают трактовки неясной фразы начального летописца XI века, но из неё легко выводится цифра в 2000 кораблей более поздним автором «Повести временных лет» (ПВЛ). В остальном автор ПВЛ следует рассказу Начального свода с более точным указанием дат. Круглая цифра в 200 кораблей могла быть взята из рассказа о более раннем набеге руси на Царьград в 860 году.

Затем в описании похода начинаются легенды. Олег поставил свои корабли на колёса и при попутном ветре двинулся по полю к Константинополю. Испуганные греки запросили мира, вынесли отравленное вино и пищу, которые Олег не принял. Тогда греки согласились на условия Олега: заплатить по 12 гривен каждому воину, осуществить отдельные выплаты в пользу князей Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любеча и других городов. Новгород не вошёл в список городов. По ПВЛ дань указана также в 12 гривен «на уключину », что оставляет без вознаграждения конных участников похода.

Помимо разовых выплат, на Византию была наложена постоянная дань и заключён договор (договор 907 года), регулирующий пребывание и торговлю русских купцов в Византии. После взаимных клятв Олег повесил в знак победы щит на воротах Царьграда, затем приказал грекам сшить паруса: для руси из паволок (златотканый шёлк), славянам из коприны (простой шёлк). Согласно летописи, по возвращении в Киев с богатой добычей народ прозвал Олега Вещим.

Некоторая аналогия с парусами из драгоценных тканей прослеживается в скандинавской саге о будущем норвежском короле Олафе Трюггвасоне, записанной монахом Оддом в конце XII века. Олаф служил у князя Владимира в 980-х годах и совершил поход в Византию, согласно саге для крещения. Один из его военных набегов описывается так: «Говорят, после одной великой победы повернул он домой в Гарды [Русь]; они плыли тогда с такой большой пышностью и великолепием, что у них были паруса на их кораблях из драгоценных материй, и такими же были и их шатры. »

Если древнерусский летописец рассказывает о походе руси на Царьград в 860 году исключительно по византийским источникам (хроника Амартола), то рассказ о походе 907 года основан только на местных устных преданиях, некоторые мотивы из которых находят отражение в скандинавских сагах. Хотя сами легенды могут и не соответствовать исторической реальности, но они свидетельствуют о том, что поход был, хотя развивался видимо по-другому, чем его описывает летопись.

Договор 907 года

Согласно ПВЛ после победы Олег заключил в Константинополе мир на очень выгодных условиях. Приходящие в город русские фактически находились на содержании византийских властей и не платили пошлин. Договор пересказан на словах, формально-процессуальное содержание опущено.

В сентябре 911 года (по ПВЛ в 912 году из-за начала нового года с 1 марта) был заключен новый договор, список с которого полностью приводится в летописи. Содержание договора 907 года никак не пересекается с договором 911 года, за исключением имён послов, но почти буквально воспроизводит фрагмент из русско-византийского договора 944 года. Таблица ниже передаёт текст договора 907 года в соответствии с фрагментами из более поздних русско-византийских договоров.

Сведения о походе Олега из других источников

Новгородская Первая летопись младшего извода излагает события иначе, называя два похода на Византию Игоря со своим воеводой Олегом, датируя их 920 и 922 годами:

При этом поход 920 года по описанию воспроизводит хорошо задокументированный поход князя Игоря в 941 году.

В византийской хронике Псевдо-Симеона (последняя треть X века) рассказывается о росах (руси):

В этом фрагменте некоторые исследователи готовы видеть элементы, схожие с предсказанием волхвами грядущей смерти Олегу, а в самом Росе -Вещего Олега. В популярной литературе широко цитируются построения В. Д. Николаева о набеге росов-дромитов на Византию в 904 году. Росы, согласно Николаеву (Псевдо-Симеон не упоминает об этом), были разбиты у мыса Трикефал византийским адмиралом Иоанном Радином, и только часть их спаслась от «греческого огня» благодаря озарению их предводителя.

А. Г. Кузьмин, исследуя текст «Повести временных лет» о князе Олеге, предположил, что летописец использовал греческие или болгарские источники о походе Олега. Летописец приводит слова византийцев: «Это не Олег, но святой Дмитрий, посланный на нас Богом». Эти слова могут указывать на события 904 года, когда Константинополь не оказал помощи городу Фессалоники, покровителем которого считался Димитрий Солунский, в результате чего жители города подверглись резне и только часть их удалось выкупить из рук пиратов-арабов. В непонятной из контекста фразе византийцев о св. Дмитрии мог содержаться намёк на месть Дмитрия Константинополю, виновному в разграблении Фессалоник.

Интерпретации

Поход известен исключительно по русским источникам, византийские хранят по поводу него молчание. Лишь в «Истории» Льва Диакона есть свидетельство реальности не столько похода, сколько мирного договора: Иоанн Цимисхий во время переговоров со Святославом напоминает ему, как князь Игорь, «презрев клятвенный договор », напал на византийскую столицу. Здесь по мнению М. Я. Сюзюмова и С. А. Иванова, а также А. А. Васильева имеется в виду договор Олега 911 года, заключённый после похода 907 года и известный по Повести временных лет.

Г. Г. Литаврин нашёл договор таким, что он «без военного давления со стороны Руси был абсолютно невозможен ». При заключении империей договора с другой страной, составлялся основной экземпляр договорной грамоты от имени императора, затем такой же на греческом языке, но от имени правителя другой страны, и уже эта грамота переводилась на язык народа, с которым договаривались. Известный лингвист, академик С. П. Обнорский заключил, что текст договора 911 года именно переводной, пестрит грецизмами и нарушениями требований русского синтаксиса.

Таким образом, тексты договоров, включённые в Повесть временных лет, свидетельствуют о том, что поход не был полным вымыслом. Молчание византийских источников некоторые историки склонны объяснять неверной датировкой войны в Повести. Были попытки связать её с набегом «русов-дромитов» в 904, в то время, когда Византия сражалась с пиратом Львом Триполийским. Наиболее вероятная гипотеза была выдвинутаБ. А. Рыбаковым и Л. Н. Гумилёвым: описание похода 907 года в Повести на самом деле относится к войне 860 года, место которой заняло сообщение о неудачном рейде Аскольда и Дира 866 года, навеянное византийскими легендами о чудесном избавлении христиан от враждебных язычников.

Это тем вероятнее, что Русь с начала X века выступает в греческих текстах как союзник Византии. Патриарх Николай Мистик (901-906 и 912-925) угрожает Болгарии русским вторжением, 700 русских наёмников принимали участие в неудачной византийской экспедиции на Крит в 911.

В своей работе, посвященной походу Вещего Олега на Царьград, визаентиевед А. А. Васильев пришел к выводу, что набег Олега не был вымыслом древнерусского летописца, который в традициях скандинавских героических саг превратил обычный грабительский рейд на византийские владения в эпохальное событие.

Датировка похода

Помимо вопроса о том, имел ли место поход Олега, описанный в «Повести временных лет», существует проблема датировки такого похода.

Дата 907 года в «Повести временных лет» условна и возникла в результате сложных расчётов летописцев при сопряжении абсолютной и относительной хронологии источников, имевших даты указанные в различных эрах. Изначально рассказ о княжении Олега не имел датировки, поэтому позже рассказ был разделен на части, которые тяготели к датам начала и конца правления Олега.

По мнению А. Г. Кузьмина изначально информация конца правления Олега датировалась в «Повести временных лет» 6415 (907) годом, но при сличении с датой договора 911 года, датировка была изменена, поэтому появилось две летописные статьи в которых говорилось о походе, заключении договора и смерти Олега. Так в летописи появилось два договора (текст и его «пересказ»). Таким образом, события, описанные в статьях 907 и 912 годов, изначально никак не датировались, но были связаны, как, например, в тексте «Иоакимовской летописи», в которой нет абсолютной датировки и сведений о смерти князя: «После того Олег обладал всей страной той, многие народы себе покорил, ходил воевать на греков морем и принудил тех мир купить, возвратился с честию великою и богатствами многими».

По косвенным данным поход датируется 904-909 гг. Нижняя дата, 904 год, определяется известиями о союзных росах-дромитах и нападению арабов наФессалоники. Верхняя дата, 909-910 гг., определяется по известию о разведывательном походе русов в Каспийское море, за которым последовал поход913 года. Русы, совершившие этот поход, не могли пройти через Чёрное и Азовское моря в Дон без союзнических отношений с Византией. Союз Руси и Византии к 909-910 году подтверждается данными Константина Багрянородного (сер. X в.) об участии русских вспомогательных судов в критской экспедиции 910 года.

Вместе с тем в «Повести временных лет» имеется и относительная датировка похода. В тексте сказано, что предсказание волхвов о смерти Олега сбылось на пятое лето после его похода на Константинополь. «Смерть» Олега можно датировать временем не позже июля 912 года (принесение жертв, упомянутое В. Н. Татищевым, при появлении кометы Галлея), или осени этого года, указанной в летописи (время полюдья). Поход 913 года поставил точку на карьере Олега (он погиб или ушёл на север). Следовательно, поход на Византию приходится на 907-908 гг., и летописец не ошибся в расчётах. Верность указанной в легенде относительной даты подтверждается другим местом «Повести» - под 1071 год сказано, что в Киеве объявился волхв: «…Он рассказывал людям, что на пятый год Днепр потечет вспять и что земли начнут перемещаться» Видимо, пятилетний срок пророчества был обычным для волхвов.

Датировку похода подтверждает и динамика византийско-болгарских отношений. В 904 году болгарский царь Симеон I совершил поход на разграбленные арабами Фессалоники, пытаясь расширить свои владения. В 910-911 годах он собирается начать войну с Византией, но начнет её лишь в 913 году. В качестве одного из сдерживающих факторов по отношению к болгарам византийцы использовали флот русов.

В год 6415 (907). Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и полян, и северян, и древлян, и радимичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли «Великая скифь». И с этими всеми пошел Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом две тысячи. И пришел к Царьграду; греки же замкнули Суд, а город затворили…

И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли. И когда поднялся попутный ветер, подняли они в поле паруса и двинулись к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали, послав к Олегу: «Не губи города, согласимся на дань, какую захочешь». И остановил Олег воинов, и вынесли ему пищу и вино, но не принял его, так как было оно отравлено. И испугались греки и сказали: «Это не Олег, но святой Дмитрий, посланный на нас Богом». И потребовал Олег выплатить дань на две тысячи кораблей: по двенадцать гривен на человека, а было в каждом корабле по сорок мужей…

Цесари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир. И сказал Олег: «Сшейте для руси паруса из паволок, а славянам шелковые», и было так. И повесили щиты свои на вратах в знак победы, и пошел от Царьграда. И подняла русь паруса из паволок, а славяне шелковые, и разодрал их ветер. И сказали славяне: «Возьмем свои толстины, не даны, знать, славянам паруса шелковые». И вернулся Олег в Киев, неся золото и паволоки, и плоды, и вино, и всякое узорочье. И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещенными.

СВОЙ ЩИТ ПРИБИВАТЬ НА ВОРОТАХ

В заключение летописного рассказа приводится факт, который вызвал особый восторг тех, кто сомневался в достоверности летописных сообщений: там говорится, как после утверждения мира, о котором речь еще впереди, Олег в знак победы повесил свой щит на воротах города и лишь тогда ушел на родину: «И повеси щит свой въ вратах показуа победу, и поиде от Царяграда».

Немало потешались по этому поводу историки-нигилисты, считая это сообщение самым легендарным во всем рассказе, наряду с движением ладей посуху под парусами. Но потешаться-то, в общем, было не над чем. Многие историки отмечали, что сообщения о подобного рода символических актах неоднократно доходят до пас из древности и не представляют никакой легенды. Так, болгарский хан Тервел в начале VIII века, после войны с Византией и заключения с ней мира, повесил свой щит на воротах одной из византийских крепостей. А несколько десятилетий спустя другой болгарский владыка - хан Крум - домогался в знак победы над византийцами воткнуть копье в ворота Константинополя.

Обычай вешать свой щит на ворота города в знак мира был широко распространен у древних норманнов. Таким образом, «легенда» приобретает реальные черты и может явиться еще одним подтверждением достоверности похода Олега на Константинополь в 907 году.

ЛЕГЕНДЫ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ

Олег был героем киевских былин. Летописная история его войны с греками пронизана фольклорными мотивами. Князь двинулся на Византию будто бы через четверть века после «вокняжения» в Киеве. Когда русы в 907 г. подступили к Царьграду, греки затворили крепостные ворота и загородили бухту цепями. «Вещий» Олег перехитрил греков. Он велел поставить 2000 своих ладей на колеса. С попутным ветром корабли двинулись к городу с стороны поля. Греки испугались и предложили дань. Князь одержал победу и повесил свой щит на вратах Царьграда. Киевские былины, пересказанные летописцем, описывали поход Олега как грандиозное военное предприятие. Но это нападение русов не было замечено греками и не получило отражения ни в одной византийской хронике.

Поход «в ладьях на колесах» привел к заключению выгодного для русов мира в 911 г. Успех Олега можно объяснить тем, что греки помнили о погроме, учиненном русами в 860 г., и поспешили откупиться от варваров при повторном появлении их у стен Константинополя в 907 г. Плата за мир на границах не была обременительной для богатой имперской казны. Зато варварам «злато и паволоки» (куски драгоценных тканей), полученные от греков казались огромным богатством.

Киевский летописец записал предание о том, что Олег был князем «у варяг» и в Киеве его окружали варяги: «седе Олег княжа в Кыеве и беша у него мужи варязи». На Западе варягов из Киевской Руси называли русами, или норманнами. Кремонский епископ Лиутпранд, посетивший Константинополь в 968 г., перечислил всех главнейших соседей Византии, вреди них русов, «которых иначе мы (жители Западной Европы. - Р. С.) называем норманнами». Данные летописей и хроник находят подтверждение в тексте договоров Олега и Игоря с греками. Договор Олега 911 г. начинается словами: «мы из рода русскаго Карлы, Инегельф, Фарлоф, Веремуд...иже послани от Олега...» Все русы, участвовавшие в заключении договора 911 г. были несомненно норманнами. В тексте договора нет указаний на участие в переговорах с греками купцов. Договор с Византией заключило норманнское войско, а точнее - его предводители.

Крупнейшие походы русов на Константинополь в X в. имели место в тот период, когда норманны создали для себя обширные опорные пункты на близком расстоянии от границ империи. Эти пункты стали превращаться во владения наиболее удачливых вождей, которые там самым превращались во владетелей завоеванных территорий.
Договор Олега с Византией 911 г. включал перечень лиц, посланных к императору «от Олега, великого князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его светлых и великих князь и его великих бояр». К моменту вторжения Олега византийцы имели весьма смутные представления о внутренних порядках русов и титулах их предводителей. Но они все же заметили, что в подчинении у «великого князя» Олега были другие «светлые и великие князья». Титулатура конунгов отразила метко подмеченный греками факт: равенство военных предводителей - норманнских викингов, собравшихся «под рукой» Олега для похода на греков.

Из «Повести временных лет» следует, что и полулегендарные Аскольд и Дир, и конунг Олег собирали дань лишь со славянских племен на территории Хазарского каганата, не встречая сопротивления со стороны хазар. Олег заявил хазарским данникам - северянам: «Аз им (хазарам) противен...» Но этим все и ограничилось. Имеются данные о том, что в Киеве до начала X в. располагался хазарский гарнизон. Таким образом власть кагана над окрестными племенами не была номинальной. Если бы русам пришлось вести длительную войну с хазарами, воспоминания о ней непременно отразились бы в фольклоре и на страницах летописи. Полное отсутствие такого рода припоминаний приводит к заключению, что Хазария стремилась избежать столкновения с воинствующими норманнами и пропускала их флотилии через свои владения на Черное море, когда это отвечало дипломатическим целям каганата. Известно, что такую же политику хазары проводили в отношении норманнов в Поволжье. С согласия кагана конунги спускались по Волге в Каспийское море и разоряли богатые города Закавказья. Не проводя крупных военных операций против хазар, их «союзники» русы тем не менее грабили хазарских данников, через земли которых они проходили, так как никакого иного способа обеспечить себя продовольствием у них не было.

Недолговечные норманнские каганаты, появившиеся в Восточной Европе в ранний период, менее всего походили на прочные государственные образования. После успешных походов предводители норманнов, получив богатую добычу, чаще всего покидали свои стоянки и отправлялись домой в Скандинавию. Никто в Киеве не знал достоверно, где умер Олег. Согласно ранней версии, князь после похода на греков вернулся через Новгород на родину («за море»), где и умер от укуса змеи. Новгородский летописец записал местное ладожское предание о том, что Олег после похода прошел через Новгород в Ладогу и «есть могыла его в Ладозе». Киевский летописец XII в. не мог согласиться с этими версиями. В глазах киевского патриота первый русский князь не мог умереть нигде, кроме Киева, где «есть могыла его и до сего дъни, словет могыла Ольгова». К XII в. не один конунг Олег мог бы быть похоронен в киевской земле, так что слова летописца об «Ольговой могиле» не были вымыслом. Но чьи останки покоились в этой могиле, сказать невозможно.

Скрынников Р.Г. Древнерусское государство

КАК ОЛЕГ ПОТЕРЯЛСЯ

Олег после победоносного похода на Царьград (911 год) вернулся не в Киев, а в Новгород «и отътуда в Ладогу. Есть могыла его в Ладозе». В других летописях говорится о месте погребения Олега иначе: «друзии же сказають [то есть поют в сказаниях], яко идущу ему за море и уклюну змия в ногу и с того умре». Разногласия по поводу того, где умер основатель русской державы (как характеризуют Олега норманнисты), любопытны: русские люди середины XI века не знали точно, где он умер - в Ладоге или у себя на родине за морем. Через семь десятков лет появится еще один неожиданный ответ: могила Олега окажется на окраине Киева. Все данные новгородской «Остромировой летописи» таковы, что не позволяют сделать вывод об организующей роли норманнов не только для давно сложившейся Киевской Руси, но даже и для той федерации северных племен, которые испытывали на себе тяжесть варяжских набегов…

Десятки лет русские высаживались на любом берегу «Хорезмийского» («Хвалынского», Каспийского) моря и вели мирный торг, а в самом начале X века, когда Киевом владел Олег, «русы» (в данном случае, очевидно, варяги русской службы) произвели ряд жестоких и бессмысленных нападений на жителей каспийского побережья.

Под 907 годом «Повесть временных лет» сообщила, что киевский князь Олег предпринял поход на Константинополь. Оставив молодого князя Игоря в Киеве, Олег собрал варягов, новгородских словен, кривичей, древлян, радимичей, полян, северян, вятичей, хорватов, дулебов, тиверцев, а также чудь и мерю - «си вси зва-хуться... Великая скуфь»-иповел их на Византию. Олег шел на двух тысячах кораблей; конница, как мы знаем, двигалась берегом.

Греки, узнав заранее о приближении русской рати, замкнули гавань цепью и заперлись в Константинополе, а руссы, выйдя на берег, принялись «воевать» городскую округу, жгли церкви, грабили «палаты», захватывали людей в плен, творили грекам смнога зла», «елико же ратнии творять». А потом Олег приказал своим воям сделать колеса и поставить на них ладьи. При попутном ветре, развернув паруса, русские ладьи двинулись на колесах к константинопольским стенам. Греки ужаснулись и запросили мира. Их послы, появившись в стане Олега, умоляли: «Не погубляй града, имемъ ся по дань, яко же хощеши». Военные действия были приостановлены, и начались мирные переговоры, закончившиеся новым русско-византийским договором 907 года.

Собственно, на этом историю второго похода русской рати на Константинополь можно было бы и закончить, если бы не одно существенное обстоятельство. Последовавший за ним договор был настолько масштабен, настолько не укладывался в представление о «варварской» Руси, которое долгими десятилетиями культивировали норманисты, отечественные и западные, что тень фальсификации сразу же легла и на эту крупнейшую военную внешнеполитическую и дипломатическую акцию древних руссов. И совершенно справедливо заметила француженка И. Сорлен: «Достоверность договоров (имеется в виду и последовавший за этим русско-византийский договор 911 г.- Л. С.) может быть взята под сомнение, если сам поход, который им предшествовал, является только легендой.

Легенда, выдумка, компиляция летописца - вот какими словами оценивались известия о походе Олега на греков в 907 году. А раз поход является легендой, фольклором, то о каких реальных договорах может быть речь? Вопрос о них следует закрыть раз н навсегда и тем самым отнять у Древней Руси право па важную страницу своей внешнеполитической истории.

Особенно не давали покоя историкам-нигилистам летописные факты о цепи, замкнувшей бухту Золотой Рог, о парусах на колесах, о мобилизации Олегом огромной рати, состоявшей из русских и нерусских племен. «Выдумка»,- писал Д. Л. Шлецер; «Легенда»,- говорил украинский историк М. С. Грушевский; фантастика, Олег никогда не существовал, заявлял бельгиец А. Гре-гуар; поход Олега - это изобретение русского летописца, вторил ему русский эмигрант Н. Брянченинов; «Фальшивка»,- вещал другой эмигрант, Н. Баумгар-тен; «мифическим» назвал поход Олега английский историк Р. Доллей. Этот ряд можно продолжить. На чем же основывали эти противники достоверности летописных сведений свои взгляды? На тысячах «невозможно». Невозможно, чтобы византийский император Лев VI повторил ошибку Михаила Ш и оставил, как и тот в 860 году, город беззащитным перед лицом русского нашествия. Невозможно, чтобы, как и прежде, греки замкнули бухту цепью. Невозможен был проход русской рати по территории Болгарии, которая только-только, в 904 году, подписала мир с Византией. Невозможно, чтобы через некоторое время после похода руссы, враги Византии, сражались уже в составе греческих войск против критских арабов. Невозможно, чтобы суда двигались посуху на колесах. Невозможно, ибо для похода Олега на Византию не было никаких причин. Невозможно, чтобы поход состоялся, потому что о нем молчат византийские авторы. Влияние болгарского фольклора, с.мозаичность текста», «эхо походов Симеона» - и чего еще не. писали по этому поводу те, кто сомневался или вовсе отрицал достоверность летописных сведений! Но были голоса и в защиту этой достоверности. И отечественные, в том числе советские, и некоторые зарубежные ученые считали, что если летописец что-то и домыслил, что-то и взял из фольклора, то основная канва событий вполне доброкачественна. и ей можно доверять. Так, русский историк Д. Я- Самоквасов писал о том, что передвижение судов на колесах - это распространенный в древности способ штурма вражеских крепостей, это типичный случай «подвижной крепости», тем более что руссы испокон веков использовали катки для перетаскивания судов волоком через пороги и из рек в реки на долгом речном и озерном пути «из варяг в греки». Такие укрытия защищали осаждающих от града стрел с крепостных стен.

Американский историк Р. Дженкинс нашел в одной из греческих хроник упоминание об этом походе. Советские историки считают, что сведения летописи правомерны, хотя и допускают легендарность некоторых из них.

И все же основные данные «за» или «против» похода находятся в самой летописи. И нельзя, думается, вырывать из ее текста то самое сообщение, которое мы упоминали выше. К нему можно поставить несколько вопросов. Как оно логически вытекает из самого повествования, как связано со всем летописным изложением? II как последующие события соответствуют сведениям о походе? Именно с этими вопросами мы и обращаемся к летописи и приглашаем читателя совершить небольшую научную прогулку по ее страницам.

Начнем с состава русского войска, со всей этой «Великой скуфи», упомянутой летописцем. Эту фразу некоторые историки считали позднейшей вставкой из другой части летописи, а если это так, то, значит, летописец выдумал состав русского войска и тогда говорить о каком-то походе, о каком-то мире с Византией вовсе не приходится. Но так ли это?

Действительно, несколькими страницами выше в летописи, в том месте, где говорится о расселении славянских племен, идет речь о месторасположении полян, древлян, радимичей, северян и других русских племен и кончаются эти сведения словами: «да то ся зваху от Грекъ Великая скуфь». Вспомним, что и после описания состава русского войска тоже летописец поминает «Великую скуфь». А вот и вывод: он перенес первую фразу ниже и получил состав русского войска.

Формально, конечно, это не исключено. Мог это сделать летописец. Но вот посмотрим, нужно ли это было ему делать, нуждался ли он в таком переносе. Оказывается, вовсе нет. Оказывается, еще четырежды в разных местах начальных страниц летописи ее автор перечисляет по разным поводам состав русских племен. Любое из этих перечислений он мог бы использовать для искусственного реконструирования состава русского войска. Но самое главное: к сведениям о составе Олеговой рати летописец подошел уже после того, как он весьма подробно рассказал о собирании Олегом русских земель под властью Киева. Все, кого он привлек под свои стяги, неоднократно упоминаются в летописи до событий 907 года. Первыми в этом списке стоят варяги. А мы уже знаем, что именно они явились боевыми помощниками Олега в его победоносном движении вниз по Днепру. Они помогли ему овладеть Смоленском, Любечем, Киевом, с ним же шли новгородские словене, кривичи, а также уже зависимые от Руси чгодь, меря, весь. Все они, кроме веси, упоминаются под 907 годом. Именно варягам уставил Олег платить от Новгорода по триста гривен в год. К 907 году они стали его постоянными союзниками, возможно, основной организованной силой его войска, и понятно, что киевский князь вел их с собой на Константинополь.

Что касается русских племен - древлян, радимичей, кривичей, северян, вятичей, хорватов, дулебов, тиверцев, словен, полян, то о них в летописи и до 907 года приводятся неоднократные сведения - о местах расселения, обычаях, языке. А о некоторых сообщается, когда, при каких обстоятельствах они были подчинены Киеву. О древлянах: «Поча Олегъ воевати деревляны, и приму-чнвъ а, имаше на них дань гго черне куне». О северянах: <-.Иде Олегъ на северяне, и победи северяны, и възложц па нь дань легъку...» О радимичах: «Посла къ раднми-чемъ, рка: „Кому дань даете?" Они же реша (сказали):

„Козаромъ". Иречеимъ Олегъ; „Не дайте козаромь, но мне дайте...". Об уличах и тиверцах: «А съ уличи п те-верци имяше рать». Поистине всех своих вассалов, данников, союзников собирал Олег в далекий поход, и это отражено в летописной записи под 907 годом.

Не выдерживает критики и мысль о том, что у Руси не было причин к походу против Византин. Со времени. 8G0 года" прошло свыше сорока лет. Много воды утекло с тех пор. Ушли из жизни Михаил III, патриарх Фотий, соправитель Михаила, а потом император-автократор Василий Македонянин, захвативший (после убийства Михаила III) власть в Византии; ушли из жизни и русские вожди - предположительно Аскольд и Дир, заключившие с империей выгодный для Руси договор. Русь с тех пор была ввергнута в династическую борьбу, Аскольд и Дпр были убиты, власть перешла к Олегу, начавшему длительную и, надо думать, тяжелую борьбу за подчинение русских племен Киеву, а для этого надо было разорвать их зависимость от Хазарин, преодолеть сопротивление старого недруга Руси. К тому же Русь в это время испытала нашествие венгров и вынуждена была заключить с ними нелегкий для себя мир. Все это не могли не знать в Константинополе, и наверняка на каком-то историческом отрезке Византия сочла возможным прекратить выплату Руси ежегодной дани. Возможно, греки так же стеснили права русского купечества на византийских рынках, как и права болгарских купцов. Во всяком случае, вопрос о дани и о привилегиях русским купцам сразу же возник, едва руссы и греки вступили в переговоры в 907 году. Просто так подобные сюжеты в дипломатических соглашениях не появляются; они отражают глубокие противоречия в отношениях между странами, и переговоры, договоры венчают разрешение этих противоречий военным путем. С большой долей вероятия можно предположить, что Олег, создав сильное единое государство, объединив север и юг Руси, оправившись от венгерского нашествия, попытался восстановить, а может быть, и упрочить завоевания, которые были достигнуты после победоносного похода 8(30 года. Военная, внешнеполитическая активность а данном случае завершала внутриполитические процессы. Окрепнувшее Древнерусское государство вновь вырывалось на европейский простор.

Следы недавнего похода буквально рассыпаны по статьям мирных устроении руссов с греками в 907 и 911 годах. Они полны духом недавнего противоборства.

«Да умиримся с вами греки:>,- говорится от имени Руси в основной части русско-византийского договора 911 года. Эта фраза как бы подводит итог недавней войне и возвещает о мире

А вот и еще следы.

Вспомним, как красочно летопись расскагывала о победном шествии руссов по константинопольским пригородам, о захвате пленников. В договоре же 911 года все это нашло отражение в статьях о полоняниках. Одна из них говорит о взаимном выпуске русских и греческих пленников и возвращении их в свои страны, а вторая посвящена другим случаям появления пленников на Руси из разных стран. В ней прямо говорится о пленниках-христианах, т. е. греках, попавших на Русь и возвращаемых в Византию. В первой из упомянутых статей есть фраза, которая непосредственно говорит о боевых действиях сторон. Когда? По всей вероятности, в недавнем прошлом, так как от известного нам предыдущего похода ее отделяет ни много ни мало пятьдесят лет, и все пленники, захваченные во время похода 860 года, вряд ли уже были живы. Вот эта фраза: «Тако же аще от рати ятъ будет от тех грекъ, тако же да возратится въ свою страну». Речь идет о захвате руссами греков «от рати», т. е. во время военных действий. Кажется, что летописный рассказ о том, как руссы «имаху пленншш;>, перенесен в текст договора.

Иной след мы можем увидеть в сочинении византийского императора Льва VI, который занимал престол в Византии в начале X века, т. е. во время похода русской рати на Константинополь. В своем трактате «Тактика:» он упоминает о способах нападения «северных скифов», как называли руссов в Византии, и сообщает, что они обычно используют небольшие весельные суда, так как на больших кораблях не в состоянии выйти по рекам в Черное море. Где и когда мог видеть или узнать Лев VI о способах передвижения русского войска? Конечно, до него могли дойти и сведения об их прошлых походах, в том числе о походе 860 года. И все-таки больше основании считать, что царственный автор сам наблюдал с городских стен за появлением «северных скифов» на морских подступах к городу, сам видел их ладьи, идущие к крепостным стенам при попутном ветре.

В заключение летописного рассказа приводится факт, который вызвал особый восторг тех, кто сомневался в достоверности летописных сообщений: там говорится, как после утверждения мира, о котором речь еще впереди, Олег в знак победы повесил свой щит на воротах города и лишь тогда ушел на родину: «И повеси щит свой въ вратах показуа победу, и поиде от Царяграда».

Немало потешались по этому поводу историки-нигилисты, считая это сообщение самым легендарным во всем рассказе, наряду с движением ладей посуху под парусами. Но потешаться-то, в общем, было не над чем. Многие историки отмечали, что сообщения о подобного рода символических актах неоднократно доходят до пас из древности и не представляют никакой легенды. Так, болгарский хан Тервел в начале VIII века, после войны с Византией и заключения с ней мира, повесил свой щит на воротах одной из византийских крепостей. А несколько десятилетий спустя другой болгарский владыка- хан Крум - домогался в знак победы над византийцами воткнуть копье в ворота Константинополя.

Обычай вешать свой щит на ворота города в знак мира был широко распространен у древних норманнов. Таким образом, «легенда» приобретает реальные черты и может явиться еще одним подтверждением достоверности похода Олега на Константинополь в 907 году.

Наконец, и картина нашествия, нарисованная летописцем и повторяющая как будто картины других подобных же «варварских» нашествий на Византию тех же руссов, болгар, венгров, настолько обычна (руссы вели себя так, как «ратнии творять»), что не доверять в этой части летописи также не приходится. В этой повторяемости событий во время подобных нашествий заключается еще один аргумент в пользу достоверности похода.

Вот так приходится осуществлять подход, возможно, к главному событию в истории русской дипломатии X века - к русско-византийскому договору 907 года.

И вновь удивляет, насколько удачно, как и в 860 году, был выбран момент для нападения.

Начало X века ознаменовалось в Византии внутренними распрями. В начале 907 года, когда византийские войска двинулись против наседающих арабов, поднял мятеж глава провинциальной византийской знати Андроник Дука. Он вступил в сношения с арабами. Честолюбивого полководца тайно поддерживал и патриарх Николай Мистик. Неспокойны были и отношения с Болгарией. Мир с ней был заключен, но обе стороны готовились к продолжению борьбы (в самый разгар всех этих трудностей руссы и атаковали Константинополь).

Случайностью это не назовешь. И снова приходится говорить о хорошо поставленной разведке, о доскональном знании в Киеве внутри- и внешнеполитического положения в Византин. Именно неожиданность нападения, неподготовленность греков к войне летом 907 года и обеспечили русской рати быстрый успех. Не имея возможности сопротивляться, греки запросили мира.

Причины, побудившие Олега атаковать Константинополь, нам уже известны по предыдущим : с одной стороны — это стремление нового владыки Днепровской Руси добиться от империи признания своего статуса и тем самым подтверждения и продления действия «русско»-византийского договора; с другой — нежелание имперских властей находиться в союзных отношениях с язычниками и предоставлять им торговые и какие-либо иные льготы. Непосредственным поводом к конфликту, если судить по тексту договора 911 г., были какие-то стычки между русами и греками, в которых дело доходило до «удара мечом».

Поход Олега на Константинополь обстоятельно описан в «Повести временных лет». Разительным контрастом с осведомленностью летописца выглядит «заговор молчания», которым окружено это событие в византийской литературе. Впрочем, одно косвенное свидетельство все же имеется. У Льва Диакона находим известие, что император Иоанн Цимисхий грозил князю Святославу Игоревичу участью его отца, который «презрел клятвенный договор», — это, конечно, явный намек на предыдущее византийско-«русское» соглашение, нарушенное Игорем в 941 г.

К сожалению, подробность летописного рассказа отнюдь не гарантирует точности сообщаемых им сведений. Прежде всего это касается хронологии. «Повесть временных лет» датирует поход Олега на Царьград 907 г. К этому же времени она приурочивает проведение предварительных переговоров с греками, результаты которых получают юридическое оформление только в 911 г., когда второе, «расширенное» посольство князя Олега подписывает знаменитый договор. Причины этой дипломатической задержки оставлены без каких-либо объяснений. Образовавшийся временной разрыв летописец просто заполнил «пустыми годами». Трудно сказать, какие соображения двигали им в данном случае* . Но на самом деле оба события произошли в одном и том же году, свидетельство чему можно найти в самой же «Повести». В статье, помеченной 907 г., Олеговы послы ведут переговоры с «царьма грецкими», братьями «Леоном и Александром». Между тем это сообщение может быть верно только по отношению к 911 г., потому что именно в этом году император Лев VI Мудрый назначил Александра своим соправителем. Таким образом, стояние «руси» под стенами Константинополя, скорее всего, продолжалось весь август 911 г. и закончилось 2 сентября, в день подписания договора.

*Кажется, четырехлетний промежуток между походом и подписанием договора в «Повести» как-то связан с расчетами времени смерти Олега: «и пришедшю ему к Киеву, и пребысть 4 лета, на 5 лето помяну конь свой, от него же бяху рекли волхвы умрети Ольгови» (см. об этом: Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 264 - 265; Никитин А. Л. Основания русской истории. М., 2000. С. 183 - 184 ).

Не большей надежностью, чем выставленная дата, отличается и вся статья 907 г. Это и немудрено, ведь летописец, по сути, сложил гимн во славу вещего князя, в лице которого Русская земля восторжествовала над греками. Верить гимнам на слово было бы, разумеется, наивно. Читая повествование о заморских подвигах Олега, следует помнить, что соотношение между историей и поэзией здесь примерно таково, как между «Илиадой» и настоящей осадой Трои.

Эпическая грандиозность задуманного Олегом похода становится очевидной с первых же строк. Ему будто бы удается собрать огромный флот - 2000 «кораблей». Эта фантастическая цифра нужна летописцу, конечно, только для того, чтобы отправить вместе с Олегом всех его «толковинов» (союзников) — «множество варяг, и словен, и чюдь, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверцы» (причем последние четыре славянских племени, согласно самому же летописному повествованию, еще не «примучены» киевскими князьями под дань). Но даже эта армада «кораблей» не способна вместить всех Олеговых «воев», которых, заметим, уже набирается 80 000 (из расчета по 40 человек в ладье — число, указанное в летописи), поэтому другая их часть «поиде» к Царьграду сушей, «на конех», хотя конных дружин у русов и восточных славян тогда еще не существовало.

Мобилизовав под стяги Олега всю Русскую землю, летописец, однако, не сумел как следует распорядиться этим бесчисленным воинством. Оно тает буквально на наших глазах. Первой исчезает конная рать, поскольку договор Олега требует от греков дань только на «мужей» в «кораблях». А затем как сквозь землю проваливаются все варяго-финно-славянские «толковины», вместо которых внезапно появляется «русь», чьи интересы только и оказываются учтены на переговорах с «царями». Такой оборот дела убеждает в том, что на самом деле морская кампания 911 г. была проведена силами Олеговой дружины; ополчение восточнославянских племен в набеге не участвовало.

Однако в списке «толковинов» заслуживают внимания «словене», которые впоследствии фигурируют в анекдоте с парусами: «И рече Олег: «исшейте парусы паволочиты руси, а словеном кропиньныя», и бысть тако… И подняла русь парусы паволочиты, а словене кропиньные, и раздрал их ветр; и реша словени: «возьмем свои толстины [паруса из грубого холста], не даны суть словенам паруса паволочиты». Паволокой на Руси называлась дорогая ткань двух видов: шелковая и «бумажная» (хлопчатая). «Словенам» достались тоже «паволочитые» паруса, но из хлопчатобумажной ткани - легко рвущиеся («кропкие»). Смысл анекдота, видимо, тот же, что и в сказке о вершках и корешках: деля награбленные у греков дорогие «паволоки» — шелк и бумазею, — «словене» польстились на более роскошную и прочную на вид, чем шелк, но непригодную в мореходном деле ткань.

Здесь летописец явно пересказывает известное ему «русское» дружинное предание, запечатлевшие какой-то конфликт между «русью» и «словенами» по поводу дележа добычи или дружинной «чести». Причем «словене» оказались в числе «толковинов» только благодаря тому, что они являются действующими лицами этого анекдота, и лишь для того, чтобы дать летописцу возможность рассказать его (ничего другого летописец о «словенах» не знает). В устах киевского книжника XI в. история с парусами звучит как насмешка над новгородцами, соперниками «полян-руси». Поэтому «словене» вставлены в список «толковинов» сразу же после варягов, и, находясь на этом месте, они должны обозначать ильменских словен. Не обращая внимания на то, что летописец в данном случае шел от анекдота к истории, все комментаторы этого отрывка до сих пор называют «словен» новгородцами. Между тем славянский контингент «русского» войска, по всей видимости, был представлен , быть может, возглавляемыми воеводой (мотив соперничества дружин князя и воеводы развит в «Повести» позднее, в сюжете о древлянской дани). Характерно, что в тексте договора «словене» не упоминаются. Это могло произойти только в том случае, если они входили в состав «руси» — обстоятельство, вполне естественное для , и совершенно невозможное для ильменских словен.

В свете сказанного десятикратно сокращенное количество «кораблей» Олега будет выглядеть наиболее вероятной цифрой. Кстати говоря, именно так и поступил недоверчивый редактор Комиссионного списка Новгородской I летописи.

Описание военных действий у стен Царьграда вновь ставит вопрос о действительном отношении всей летописной статьи 907 г. к «преданьям старины глубокой» и тем более к «воспоминаниям участников похода». Замечено, например, что рассказ о грабежах и разбоях «руси» в окрестностях Константинополя («и повоева около города, и много убийств створи грекам, и палаты многы разбиша, а церкви пожгоша; а их же имяху полонянникы, одних посекаху, другыя же мучаху, иныя же расстреляху, а другыя в море вметаша, и ина многа зла творяху русь грекам, елико же ратнии творят») составлен из сообщений двух византийских источников — Продолжателя хроники Георгия Амартола и Жития Василия Нового — о нападении на Константинополь князя Игоря в 941 г. (Шахматов А. А. «Повесть временных лет» и ее источники // Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР, IV. М.; Л., 1940. С. 54 - 57, 69 - 72 ). Это дало повод ряду исследователей утверждать, что договор 911 г. «не имеет никаких намеков на враждебные отношения между русскими и греками» (Бахрушин С. В. Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987. С. 30 - 31; Тихомиров М. Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969. С. 109 ). В этих рассуждениях есть своя доля правды, однако полностью отрицать достоверность летописного сообщения о жестокостях русов было бы неверно. В средневековой и, в частности, древнерусской литературе существует множество описаний реальных событий с использованием (подчас дословным) античных, библейских и проч. «образцовых» текстов (Бибиков М. В. Византийская историческая проза. М., 1996. С. 30 - 31 ). Между тем текст Олегова договора сохранил явственные следы того, что мечи русов и на этот раз обагрились кровью мирного населения Византийской империи. Его «главы» открываются заявлением о прекращении насилия: «По первому слову да умиримся с вами, греки», а на предварительных переговорах императоры Лев и Александр потребовали от русов впредь не «творить пакости в селах и в стране нашей».

Но процитированные критические замечания верны в том отношении, что никакой «русско-византийской войны», то есть полномасштабных военных действий, в 911 г. действительно не было. Олег приплыл к Константинополю не для того, чтобы воевать с Византией; демонстрация военной силы должна была склонить греков к заключению мирного договора. Стратегический замысел Олега состоял в том, чтобы прорваться в бухту Золотого Рога (византийский флот в это время был задействован в морских операциях против арабов в Средиземноморье). Это уязвимое место византийской твердыни было известно русам еще с 860 г. Тогда им удалось застать город врасплох. Но теперь по каким-то причинам внезапного нападения не получилось, и вход в бухту был надежно перекрыт протянутой между обоими берегами цепью. И все же Олег осуществил маневр, благодаря которому 542 года спустя Мехмед II въехал победителем в храм святой Софии. В этом месте своего рассказа летописец опять прибегает к поэтизации истории: «И повеле Олег воям своим колеса изделати и поставити на колеса корабли, и при попутном ветре подняли парусы… и идяше к граду». Полуостров, отделяющий внутреннюю гавань Константинополя от моря, покрыт виноградниками, пашнями и довольно горист; чтобы заставить двигаться здесь поставленные на колеса ладьи, нужен ветер такой необыкновенной силы, который скорее сорвал бы все предприятие, нежели помог ему осуществиться. Но в самом факте переброски ладей по суше в бухту Золотого Рога нет ничего невероятного. Конечно, суда вряд ли были поставлены на колеса — скорее их уложили на круглые вальки и тянули волоком. Древесину в необходимом количестве можно было добыть без труда — фракийские леса подступали тогда к самому Константинополю.

Успех этого маневра ошеломил греков. Увидев вражеские суда плавающими посреди бухты, считавшейся недоступной, императоры-соправители согласились начать переговоры с Олегом. К этому шагу их вынудило также покаянное настроение, охватившее население столицы. Вдруг вспомнили, как за несколько лет перед тем, в 904 г., имперские власти отказались помочь Фессалоникам, подвергшимся осаде со стороны арабов. Жители Фессалоник были возмущены тем, что их бросили на произвол судьбы, и пророчили, что святой Димитрий, покровитель города, обязательно накажет Константинополь за это предательство. И вот теперь в столице на каждом углу слышалось: «Это не Олег, но сам святой Дмитрий послан на нас Богом». Противиться небесной каре было немыслимо. Дальнейшая неуступчивость правительства к требованиям варваров, которые стремились всего-навсего иметь выгодный торг на константинопольском рынке, грозила привести к открытому мятежу. Оба эти обстоятельства — захват Олегом территории Золотого Рога и напряженная обстановка внутри города — и обеспечили незабываемый дипломатический успех послам «от рода русского».

Договор Олега с греками

Подписанию долгосрочного мирного договора предшествовали переговоры о завершении военных действий. Олег желал получить «дань» — откупное для своих «воев». Это место в «Повести» вообще довольно темно. Летописец приводит двойное счисление дани: вначале Олег «заповеда» давать дань «на 2000 кораблей, по 12 гривен на человек, а в корабле по 40 муж»; но его послы, явившиеся в Константинополь, просят уже «дати воям на 2000 кораблей по 12 гривен на ключ». Очевидное несоответствие между размерами этих двух даней историки объясняли по-разному. Но мало кто принимал при этом во внимание возможности имперской казны и соображения имперского престижа. Даже если, следуя Новгородской I летописи, оценить численность войска Олега в 8000 человек (200 ладей по 40 воинов в каждой), то требуемая на них дань составит 96 000 гривен или 2 304 000 золотников (гривна начала Х в. равнялась примерно трети фунта, то есть 24 византийским золотникам). Тут надо вспомнить, что в византийскую казну ежегодно поступало приблизительно 8 000 000 золотников и что император Маврикий насмерть разругался с аварским каганом Баяном из-за 100 000 золотников - суммы в 23 раза меньше той, которая получена нами в результате десятикратного сокращения количества воинов Олега! (По летописи же выходит, что Олег потребовал выплатить ему три годовых бюджета империи — еще одно свидетельство фантастичности летописного исчисления его войска.) А ведь международный статус аварского кагана намного превосходил достоинство «светлого князя русского».

Думается, что дань по 12 гривен на воина — создание разгоряченной фантазии древнерусских дружинников, попавшее в летопись из их «царьградских» преданий. Две системы исчисления дани отражают, вероятно, тот факт, что Олег, раззадоренный достигнутым успехом, поначалу запросил чересчур много, но затем, в ходе переговоров, согласился взять «по чину». Выражение «по 12 гривен на ключ» обыкновенно понимается как выплата на ключевое (рулевое) весло, то есть на одну ладью. Однако В. Даль в своем словаре (статья «Ключъ») указывает также, что у западных славян слово «ключ» означает поместье из нескольких сел и деревень с местечком, управляемое ключвойтом. «Ладейная сила Олега, — пишет он, — вероятно, делилась на ключи по волостям, откуда ладьи были выставлены, или по частным начальникам над ключами, отделами людей». Учитывая карпатское происхождение Олега, возможно, следует предпочесть именно эту трактовку размера полученной от греков дани. Еще какая-то часть дани была выдана драгоценными вещами и продуктами. Возвращаясь в Киев, Олег увозил с собой «злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье».

Другим важным пунктом переговоров были «уклады», которые греки обязались «даяти на русские грады». Текст, непосредственно следующий за списком городов, регламентирует условия содержания «русских» послов и купцов: «да емлют месячину на 6 месяцев, хлеб и вино, и мясо, и рыбы, и овощ; и да творят им мовь [баню], елико [сколько] хотят; и поидуче же домой, в Русь, да емлют у царя нашего на путь брашно, и якори, и ужа [канаты], и парусы, и елико им надобе». При вторичном упоминании городов договор определяет порядок торговли для купцов-русов: «и да входят в град в одни ворота со царевым мужем, без оружья, по 50 мужей, и да творят куплю, якоже им надобе, не платяче мыта [пошлин] ни в чем же». Таким образом, под «укладом» надо понимать торговый устав, оговаривающий правила торговли русов на константинопольском рынке. Как видим, Олег добился чрезвычайно выгодных условий для «русских» купцов: они получали содержание из императорской казны и освобождались от пошлин.

Договоренность была скреплена клятвой. Императоры Лев и Александр «целовавше сами крест, а Олга водивше на роту [присягу], и мужи его по русскому закону клящася оружьем своим, и Перуном, богом своим, и Волосом, скотьем богом, и утвердиша мир». Имя Волоса вовсе не доказывает, что среди послов Олега находились представители славянской аристократии Киева. Это божество знали также западные славяне и, скорее всего, послы, клявшиеся Волосом, принадлежали к хорватам или мораванам.

2 сентября четырнадцать «мужей от рода русского» подписали письменный договор о «непревратной и непостыжной» любви между русами и греками. Его статьи могут быть разбиты на четыре основных раздела:

1. Порядок разбора и наказания уголовных преступлений, совершенных русами или греками друг против друга на территории Византийской империи. Убийство, как того требовало имперское законодательство, каралось смертью и конфискацией имущества, за исключением той части, которая полагалась жене убийцы. За нанесение телесных повреждений на виновного налагался штраф («пять литров серебра по закону русскому»), причем если он был «неимовит», то должен был снять с себя и «самые порты». С пойманного вора взыскивалось втрое против взятого; в случае оказания им сопротивления при поимке, хозяин украденного имущества мог безнаказанно убить его. Приговор выносился только на основании неоспоримых свидетельств; при малейшем подозрении на ложность свидетельских показаний противная сторона имела право отвергнуть их, поклявшись «по своей вере». За лжесвидетельство полагалась казнь. Стороны обязывались выдавать друг другу сбежавших преступников.

2. Оказание взаимопомощи на территории других государств. В случае кораблекрушения византийского торгового судна близ берегов какой-либо иной страны находящиеся поблизости «русские» купцы обязаны были взять корабль и экипаж под охрану и сопроводить груз в пределы империи или в безопасное место. Если беда настигала греков близ «земли Русской», то корабль препровождали в последнюю, товары продавались и вырученное русы должны были переправить в Константинополь с первым же посольством или торговым караваном. Насилия, убийства и грабежи, совершенные русами на корабле, карались вышеозначенным способом. О том, что «русские» купцы имели право требовать того же с греков, договор умалчивает. Вероятно, это обстоятельство связано с тем, что русы отправлялись в торговые экспедиции целыми флотилиями (по приблизительным подсчетам, один торговый караван, прибывавший из Киева в Константинополь в середине Х в., насчитывал не менее тысячи человек — см. Константин Багрянородный. Об управлении империей. Прим. 63. С. 329 ). Многочисленность «русских» купцов отражена и в требовании греков об ограничении их доступа в Константинополь: они должны были входить в город через одни ворота по 50 человек. Понятно, что при таком размахе торговых предприятий русы не нуждались в посторонней помощи.

3. Выкуп «русских» и греческих невольников и военнопленных и поимка беглых рабов. Увидев на невольничьем рынке греческого пленника, «русский» купец должен был выкупить его; так же обязан был поступить греческий торговец по отношению к плененному русу. На родине невольника купец получал за него выкупную сумму или среднюю цену невольника по текущему курсу («20 златых»). На случай «рати» (войны) между «Русской землей» и Византией предусматривался выкуп военнопленных — опять же по средней цене невольника. Беглые или украденные «русские» рабы подлежали возврату хозяевам; последние могли искать их на территории империи, и тот грек, который противился обыску своего дома, считался виновным.

4. Условия найма русов на военную службу. При объявлении набора наемников в войско византийские императоры обязаны были брать на службу всех русов, которые этого пожелают, и на тот срок, какой будет устраивать самих наемников (русы добивались долгосрочного наемничества, вплоть до пожизненного). Имущество убитого или умершего наемника, при отсутствии завещания, переправлялось его ближним «в Русь».

Переговоры завершились торжественной церемонией, которая должна была явить варварам могущество империи и побудить Олега последовать примеру предыдущих «русских» князей, обратившихся в христианство. Послы русов были приглашены в храм Святой Софии для осмотра христианских святынь: «Царь же Леон послы рускыя почтив дарами, золотом и паволоками… и пристави к ним мужи свои, показати им церковную красоту, и полаты златыя, и в них сущее богатство: злато много, и паволоки, и каменье драгое, и страсти Господни, венец и гвоздье, и хламиду багряную, и мощи святых, учаще их к вере своей и показующе им истинную веру; и тако отпусти их в свою землю с честью великой». Но кажется, никто из русов не пожелал оставить .

Перед тем как покинуть свой стан, Олег еще раз подтвердил свое твердое намерение хранить с греками «любовь непревратну и непостыжну», приказав повесить на городских воротах свой щит, «показуя победу». Этот символический акт обыкновенно истолковывают в совершенно противоположном смысле — как знак победы русов над Византией. Однако слово «победа» в XI - XII вв. имело также значение «защита, покровительство» (ср. победница — «заступница, защитница» в Успенском сборнике). Равным образом и щит нигде и никогда не символизировал победу, но лишь защиту, мир, прекращение брани. Поднятие предводителем войска своего щита во время сражения означало призыв к началу мирных переговоров; в 1204 г. знатные крестоносцы вешали свои щиты на дверях занятых ими домов в Константинополе, чтобы предотвратить их разграбление другими рыцарями. Вещий князь оставлял грекам свой талисман, который должен был охранять город от вражеских нападений; он возвращался в свой не победителем Византии, а ее союзником и защитником.

Первый действительно большой поход русов на Восточную Римскую империю совершил князь Олег. К тому времени в Древней Руси уже сложилась четкая военная организация, просуществовавшая потом несколько столетий.

Первый действительно большой поход русов на Восточную Римскую империю совершил князь Олег. К тому времени в Древней Руси уже сложилась четкая военная организация, просуществовавшая потом несколько столетий.

Основой Древнерусского государства являлась сельская община, которая в летописях называется «вервью» или «миром». Это позволяло собирать многочисленное ополчение славянских племен. Летописец, говоря о государственном устройстве Руси в древности, сообщал следующее:

«Великий князь русский» был главой государства. И хотя народное вече свободных общинников ограничивало его верховную власть, он мог порой не считаться с мнением вече. Управление же осуществляли «светлые и великие князья и великие его (князя) бояре».

Основой древнерусского войска являлись княжеские дружины - «старшая» из наиболее опытных воинов и «младшая» из «отроков». На войну ходили и дружины «княжеских мужей», то есть бояр, союзники из числа степняков и ополчение «воев», которое выставлялось сельскими общинами и городами. Ополченцы-«вои» составляли пешую рать, поскольку дружины князей были конными.

Вооружение русов состояло из обоюдоострых мечей и копий, секир и булав, «засапожных» ножей. Из защитного были распространены шлемы и большие деревянные щиты. Кольчуги (кольчужную броню) имели, как правило, только дружинники. С древности славяне имели боевые знамена и военную музыку.

Военного флота на Древней Руси не было. Но для походов по рекам и морям строились большие «набойные» лодьи, которые ходили на веслах и под парусами. На таких мореходных лодьях могло разместиться 40-60 человек с оружием и припасами.

Свой знаменитый поход на Константинополь князь Олег совершил в 907 году. Вне всякого сомнения, для этого грандиозного военного предприятия потребовалась большая подготовка. По свидетельству летописца, в поход русская рать отплыла на двух тысячах лодей. Можно считать, что Оле-гова лодейная рать насчитывала примерно 80 тысяч воинов. Но скорее всего, войско русов было меньше половины этой цифры даже с учетом союзной степной конницы.

Лодейная флотилия, собравшаяся со всей Древней Руси под Киевом, спустилась вниз по Днепру и двинулась к Константинополю берегом Понта (Черного моря). Конница шла на виду у флотилии берегом.

Когда русы подошли к Константинополю, пешая рать сошла на берег, вытащив на сушу лодьи. Под стенами византийской столицы произошла битва. Летописец сообщает о ней так: князь Олег «повоевав около города и много убийство сотвори грекам». Византийцы после первого столкновения с русами укрылись за крепостными стенами, а их противник стал опустошать окрестности Царьграда.

Осада его грозила затянуться, а на море тогда начинались сильные осенние шторма. Князь Олег решил устрашить «греков». Он приказал поставить лодьи на катки (колеса), и при попутном ветре, подняв все паруса, русская лодеиная рать подступила к самому городу. Есть сообщения, что при этом русы выпустили на византийцев большое количестве воздушных змеев.

Начать переговоры с князем Олегом византийцев заставили не эти «устрашения», а поражение в поле под стенами Константинополя и плотная осада с моря и суши. Кроме того, «грекам» стало доподлинно известно, что русы начали подготовку к штурму города.

Князь Олег в ходе переговоров потребовал от Византии выплатить ему на каждого воина по 12 гривен и дать «уклады» на все русские города. То есть речь шла о военной контрибуции, которую победитель накладывал на побежденную сторону.

Византийцы согласились и на предоставление ряда льгот русским купцам: право беспошлинной торговли в течение шести месяцев пребывания в Царьграде, бесплатное получение продовольствия и мытье в греческих банях. Кроме того, городские власти обязывались обеспечить купцов с Руси продовольствием и различным корабельным имуществом на обратный путь.

Только на таких условиях князь Олег увел свое лодейное войско обратно на Русь. Летописец сообщает, что после заключения «позорного» для Восточной Римской империи мирного договора русы «и повесиша щиты своя в вратах, показующе победу, и пойде до Константинополя». То, что князь Олег прибил свой щит на царьградских вратах, было прямым доказательством победности похода 907 года.

(по материалам Детской военной энциклопедии)